Page 39 - Весенние перевертыши
P. 39

— Я, собственно, не видел этого кирпича…
                     — Как так — собственно?
                     — Я как–то заметил, что у него… Тягунова, толстый портфель, спросил: чем ты его
               набил? Он ответил — там кирпич.
                     — И больше ничего не спросил?
                     — Поинтересовался, конечно, — зачем кирпич? Ответил: мускулы развиваю.
                     — Давно это было?
                     — С неделю назад.
                     — И все это время Тягунов таскал… развивал мускулы?
                     — В портфель к нему я больше не заглядывал, кирпичом не интересовался.
                     — Он таскал! Таскал кирпич! Я знаю! Не расставался! — выкрикнул Колька Лысков.
               Он и здесь, в кабинете директора, вел себя деятельно и радостно, словно ждал интересной
               драки.
                     Угнетенно–хмурый Вася–в–кубе подал голос:
                     — Странно все–таки. Неудобная вещь, даже для драки.
                     — Как же неудобная? Очень даже удобная! Тяжелая… — охотно отозвался Колька. —
               Сзади по затылку — тяп, и ваших нет. Кирпичом и быка убить можно.
                     Анна  Петровна  грозно  покосилась  на  Кольку,  и  тот  опять  же  охотно,  почти
               восторженно оправдался:
                     — Извиняюсь. Я чтоб понятней…
                     — Тягунов, — спросила Анна Петровна, — скажи, только откровенно: для чего?.. Для
               чего тебе этот кирпич?
                     Дюшка долго молчал, наконец выдавил:
                     — Если Санька вдруг полезет… Для этого.
                     — И ты бы ударил его… кирпичом?
                     Врать было бессмысленно, Дюшка признался:
                     — Полез бы — ударил.
                     — А ты не подумал, что действительно… таким  — быка? Не подумал, что убить им
               можно человека?
                     Вася–в–кубе  подождал–подождал  Дюшкиного  ответа  и  не  дождался,  с  досадой
               крякнул,  а  одна  из  приглашенных  на  обсуждение  учительниц,  совсем  молодая,
               преподававшая в школе всего лишь первый год, Зоя Ивановна, выдавила из себя:
                     — Какой ужас!
                     Вася–в–кубе решил прийти на помощь.
                     — Но ведь ты для самозащиты эту штуку таскал? — спросил он.
                     — Для защиты, — признался Дюшка почти с благодарностью. Он не хотел, чтоб его
               считали убийцей, даже Санькиным. — На всякий случай, когда Санька полезет..
                     — Полезет… — переспросила Анна Петровна. — Первый на тебя?
                     — Да.
                     —  А  вот  все  говорят,  что  первым  в  драку  полез  ты,  Тягунов.  Ты  первый  ударил
               Ерахова. Или на тебя наговаривают? Или это не так? — У Анны Петровны от негодования
               глаза стали опасно прозрачные, холодные.
                     Дюшка  снова  замолчал.  Он  молчал  и  понимал,  что  его  молчание  выглядит  сейчас
               дурно. Так в кино молчат пойманные шпионы, когда им уже некуда деться.
                     — Как–кой ужас! — снова выдавила из себя молодая Зоя Ивановна.
                     А Вася–в–кубе крякнул еще раз.
                     Лежал перед всеми на зеленом столе рыжий кирпич — страшная, оказывается, вещь, им
               можно убить человека. Дюшкин кирпич, кирпич, специально приготовленный для Саньки. И
               он, Дюшка, первым напал на Саньку…
                     И сидел обиженно нахохленный Санька, чудом спасшийся от страшного кирпича.
                     Дюшка и сам начинал верить, что он преступник.
                     Помощь пришла неожиданно с той стороны, с которой ни Дюшка, ни кто другой не
   34   35   36   37   38   39   40   41   42   43   44