Page 141 - Вино из одуванчиков
P. 141

горных  вершинах,  самое  лучшее  —  тихонько  встать  со  стула  и  пойти

               прямиком к выходу, и не стоит оглядываться, и ни о чем не надо жалеть.
               Вот я и ухожу, пока я все еще счастлива и жизнь мне еще не наскучила.
                     Следующим к ней привели Дугласа.
                     —  Бабушка,  кто  же  весной  будет  крыть  крышу?  Каждую  весну,  в
               апреле — так повелось с незапамятных времен, — на крыше поднимался
               перестук,  точно  ее  долбили  дятлы.  Но  это  были  не  птицы:  туда  невесть
               каким образом забиралась прабабушка и под самым небом, весело напевая,
               забивала гвозди и меняла черепицы.
                     — Дуглас, — прошептала она. — Никогда не позволяй никому крыть
               крышу, если это не доставляет ему удовольствия.
                     — Хорошо, бабушка.
                     — Как  придет апрель, оглянись  вокруг  и  спроси:  «Кто  хочет  чинить
               крышу?» И если кто-нибудь обрадуется, заулыбается, он-то тебе и нужен.
               Потому что с этой крыши виден весь город, и он тянется к полям, а поля
               тянутся за край земли, и река блестит, и утреннее озеро, и птицы поют на
               деревьях  под  тобой,  и  тебя  овевает  самый  лучший  весенний  ветер.  Даже
               чего-нибудь  одного  довольно,  чтобы  весной  на  заре  человек  с  радостью

               забрался  хоть  на  флюгер.  Это  —  час  великих  свершений,  дай  только
               случай…
                     Ее голос постепенно затих.
                     Дуглас плакал.
                     Она вновь встрепенулась.
                     — Отчего же ты плачешь?
                     —  Оттого,  что  завтра  тебя  здесь  не  будет.  Старуха  поглядела  в
               маленькое  ручное  зеркальце,  потом  повернула  его  к  мальчику.  Он
               посмотрел на ее отражение, потом на свое, потом снова на нее.
                     —  Завтра  утром  я  встану  в  семь  часов  и  хорошенько  вымою  уши  и
               шею, — сказала она. — Потом побегу с Чарли Вудменом в церковь, потом
               на  пикник  в  Электрик-парк.  Я  буду  плавать,  бегать  босиком,  падать  с

               деревьев,  жевать  мятную  жевательную  резинку…  Дуглас,  Дуглас,  ну  как
               тебе не стыдно? Ногти ты себе стрижешь?
                     — Да, бабушка.
                     — И не плачешь, когда твое тело возрождается каждые семь лет или
               вроде этого — когда у тебя на пальцах и в сердце отмирают старые клетки
               и рождаются новые? Ведь это тебя не огорчает?
                     — Нет, бабушка.
                     —  Ну  вот,  подумай,  мальчик.  Только  дурак  станет  хранить  обрезки
               ногтей.  Ты  когда-нибудь  видал,  чтобы  змея  старалась  сохранить  свою
   136   137   138   139   140   141   142   143   144   145   146