Page 146 - Вино из одуванчиков

Взрыв! Потрясение! Озарение! Восторг!

Ты хохочешь, пляшешь, кричишь.
Но очень скоро солнце заходит за тучи. В жаркий августовский
полдень сыплет снег, только никто его не видит.
В ковбойском фильме в прошлую субботу на раскаленном экране
человек упал мертвым. Дуглас вскрикнул. За несколько лет у него на глазах
застрелили, повесили, сожгли, уничтожили миллион ковбоев. Но сейчас,
когда убили этого человека…
Никогда больше он не будет ходить, бегать, сидеть, смеяться, плакать,
никогда не будет ничего делать, думал Дуглас. Сейчас он уже холодеет.
Зубы Дугласа выбивали дробь, сердце стучало медленно и трудно. Он изо
всех сил зажмурился, его трясло от беззвучных подавленных рыданий.
Пришлось удрать от остальных ребят — ведь они не думали о смерти,
они смеялись и улюлюкали мертвецу, как будто он был еще живой. Дуглас
и мертвец отплыли в лодке, а ярко освещенный берег остался позади, и там
бегали, прыгали и бесновались остальные, не зная, что лодка с Дугласом и
мертвецом плывет, плывет все дальше, уже уплыла в темноту. Дуглас с
плачем побежал в пахнувшую известью мужскую комнату, и там его

вырвало — точно огненные струи трижды обожгли ему горло.
Он ждал, когда пройдет тошнота, и думал: сколько людей, которых я
знал, умерли этим летом… Полковник Фрилей умер! А я этого раньше
толком и не понял. Почему? И прабабушка тоже умерла. По-настоящему
умерла — и кончено. И это еще не все… (Он запнулся.) А я? Нет, они не
могут убить меня! «Да, — сказал голос внутри, — да, могут, стоит им
только захотеть, как ни брыкайся, как ни кричи, тебя просто придавят
огромной ручищей, и ты затихнешь…» Я не хочу умирать, — беззвучно
закричал Дуглас. «Все равно придется, — сказал голос внутри, — хочешь
не хочешь, а придется».
Солнце за окнами кинотеатра освещало какую-то ненастоящую улицу,
ненастоящие дома, и люди двигались так медленно, словно затонули в

ослепительных тяжелых волнах чистого горящего газа, и Дуглас думал:
никуда не денешься, пора, надо идти домой и дописать в блокноте
последнюю строчку: КОГДА-НИБУДЬ Я, ДУГЛАС СПОЛДИНГ, ТОЖЕ
ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ…
Минут десять он все никак не мог решиться пересечь улицу; потом
сердце его стало биться спокойнее, и он увидел Галерею и на обычном
месте, в прохладной пыльной тени, странную восковую колдунью, и под
пальцами у нее — людские судьбы. Проезжавшая машина бросила на
Галерею сноп лучей, метнулись тени, и Дугласу показалось, что восковая