Page 24 - Вино из одуванчиков
P. 24

—  Не  смейтесь,  —  сказал  Лео  Ауфман.  —  Для  чего  мы  до  сих  пор

               пользовались машинами? Только чтоб заставить людей плакать. Всякий раз,
               когда  казалось,  что  человек  и  машина  вот-вот  наконец  уживутся  друг  с
               другом,  —  бац!  Кто-то  где-то  смошенничает,  приделает  какой-нибудь
               лишний винтик — и вот уже самолеты бросают на нас бомбы и автомобили
               срываются со скал в пропасть. Отчего же мальчику не попросить Машину
               счастья? Он совершенно прав!
                     Лео  Ауфман  умолк,  подошел  к  краю  тротуара  и  погладил  свой
               велосипед, словно собаку или кошку.
                     — Что мне терять? — бормотал он. — Наживу еще несколько мозолей
               на  руках,  потрачу  еще  несколько  фунтов  железа  да  немного  меньше
               посплю. Решено, я ее сделаю, клянусь, я ее сделаю!
                     — Лео, — сказал дедушка, — мы вовсе не хотели… Но Лео Ауфман
               был уже далеко; изо всех сил нажимая на педали велосипеда, он мчался в
               теплый летний вечер, и лишь издали донесся его голос:
                     — Я ее сделаю… сделаю…
                     — А знаешь, — почтительно сказал Том, — он и правда сделает, вот
               увидишь.



                     Посмотришь, как Лео Ауфман катит на своем велосипеде по вечерней
               каменистой улице, круто сбегающей с холма, — и сразу понятно, что этому
               человеку  все  вокруг  по  душе:  как  шуршит  в  нагретой  солнцем  траве
               чертополох, когда ветер пышет жаром в лицо, словно из раскаленной печи,
               и как звенят под дождем электрические провода. Он был не из тех, для кого
               бессонная ночь — мученье, напротив, когда не спалось, он лежал и вволю
               предавался  размышлениям:  как  работает  гигантский  часовой  механизм
               вселенной? Кончается ли завод в этих исполинских часах или им предстоит
               отсчитывать еще долгие, долгие тысячелетия? Кто знает! Но бесконечными
               ночами, прислушиваясь к темноте, он то решал, что конец близок, то — что
               это только начало…

                     Главные  потрясения  и  повороты  жизни  —  в  чем  они?  —  думал  он
               сейчас, крутя педали велосипеда. Рождаешься на свет, растешь, стареешь,
               умираешь. Рождение от тебя не зависит. Но зрелость, старость, смерть —
               может быть, с этим можно что-нибудь сделать?
                     В голове у него, сверкая легкими золотыми спицами, вертелись колеса
               его  Машины  счастья.  Это  должна  быть  машина,  которая  поможет
               мальчишкам  персиковый  пушок  на  щеках  сменить  на  мужественную
               щетину,  а  девчонкам  —  превратиться  из  нескладных  гусениц  в  ярких
               бабочек.  И  в  зрелые  годы,  когда  счет  ударам  сердца  идет  уже  на
   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29