Page 23 - Вино из одуванчиков
P. 23

на своем маленьком жужжащем автомобильчике мисс Ферн и мисс Роберта,

               иногда  они  захватят  Тома  или  Дугласа  прокатиться  вокруг  дома,  а
               возвращаясь, посидят на веранде, обмахивая веером пылающие щеки; или
               мистер Джонас, старьевщик, поставит свой фургон с лошадью где-нибудь
               под деревьями и впопыхах поднимется по ступенькам — сразу видно, ему
               не  терпится  рассказать  что-то  новенькое,  еще  не  слышанное,  и,  как  ни
               странно,  это  и  правда  бывает  что-нибудь  новое.  И  наконец,  дети  —  они
               бегают где-то в темноте, напоследок играют в прятки или в мяч, а потом,
               когда  уже  вовсе  ничего  не  разглядеть,  запыхавшись,  с  разгоревшимися
               лицами,  точно  бумеранги,  неслышно  возвращаются  к  дому  по  бархатной
               лужайке  и  затихают  под  мерное  журчанье  на  веранде,  и  голоса  журчат,
               журчат, баюкают их и усыпляют…
                     Как  чудесно  лежать  в  ночи  папоротников,  трав,  в  ночи  негромких
               сонных  голосов,  все  они  шелестят,  и  сплетаются,  и  из  них  соткана  тьма.
               Взрослые  давно  о  нем  забыли  —  ведь  он  притаился,  лежит  тихий  как
               мышонок,  слушает,  как  они  строят  планы  для  него  и  для  себя  тоже.  И
               голоса  их  замирают,  плывут  с  освещенным  луной  табачным  дымком,  а
               мотыльки,  точно  оживший  поздний  яблоневый  цвет,  тихонько  стучатся  в

               далекие уличные фонари, и голоса уплывают и льются в грядущие годы…


                     В тот вечер мужчины собрались перед табачной лавкой и принялись
               сжигать дирижабли, топить боевые корабли, взрывать пороховые заводы —
               словом,  смаковать  хрупкими  ртами  те  самые  бактерии,  которые  в  один
               прекрасный день их убьют. Смертоносные тучи вспухали в дыму их сигар и
               окутывали  взволнованного  человека,  которого  почти  нельзя  было
               разглядеть сквозь этот дым; он прислушивался к стуку заступов в их речах,
               словно различал в них пророческое «ибо прах ты и в прах возвратишься».
               Это  был  Лео  Ауфман,  городской  ювелир;  наконец  он  широко  раскрыл
               блестящие  черные  глаза,  вскинул  худые,  точно  детские,  руки  и  в  ужасе
               закричал:

                     — Перестаньте! Ради бога, прекратите эти похоронные марши!
                     —  Вы  правы,  Лео,  —  сказал  ему  дедушка  Сполдинг;  он  как  раз
               проходил  мимо  со  своими  внуками  Дугласом  и  Томом,  возвращаясь  с
               обычной  вечерней  прогулки.  —  Они  каркают  как  вороны  и  вещают
               недоброе, но кто же заткнет им рты? Изобретите что-нибудь, попробуйте
               сделать будущее ярче, веселее, отраднее. Ведь вы мастерили велосипеды,
               чинили автоматы в Галерее, были даже киномехаником, правда?
                     —  Верно!  —  подхватил  Дуглас.  —  Смастерите  для  нас  Машину
               счастья! Все засмеялись.
   18   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28