Page 41 - Вино из одуванчиков

слышался шорох снежно-белой пены, мерное дыханье прибоя у далеких-

далеких берегов…
Завтра мы испытаем Машину, думал Лео Ауфман. Все вместе.

Он проснулся поздно ночью — что-то его разбудило. Далеко, в другой
комнате, кто-то плакал.
— Саул, это ты? — шепнул Лео Ауфман, вылезая из кровати, и пошел
к сыну.
Мальчик горько рыдал, уткнувшись в подушку.
— Нет… нет… — всхлипывал он. — Все кончено… кончено…
— Саул, тебе приснилось что-нибудь страшное? Расскажи мне, сынок!
Но мальчик только заливался слезами.
И тут, сидя у него на кровати, Лео Ауфман, сам не зная почему,
выглянул в окно. Двери гаража были распахнуты настежь.
Он почувствовал, как волосы у него встали дыбом.
Когда Саул, тихонько всхлипывая, наконец, забылся беспокойным
сном, отец спустился по лестнице, подошел к гаражу и, затаив дыхание,
осторожно вытянул руку.

Ночь была прохладная, но Машина счастья обожгла ему пальцы.
Вот оно что, подумал он: Саул приходил сюда сегодня ночью.
Зачем? Разве он несчастлив и ему нужна Машина? Нет, он счастлив,
просто он хочет навсегда сохранить свое счастье. Что же тут плохого, если
мальчик умен, и знает цену счастью, и хочет его сохранить? Ничего плохого
в этом нет. И все-таки…
Внезапно у Саула в окне колыхнулось что-то белое. Сердце Лео
бешено заколотилось. Но он сейчас же понял — это всего лишь ветром
подхватило белую занавеску. А ему показалось — что-то нежное,
трепетное выпорхнуло в ночь, словно сама душа мальчика вылетела из
окна. И Лео Ауфман невольно вскинул руки, словно хотел поймать ее и
втолкнуть обратно в спящий дом.

Весь дрожа, он вернулся в комнату Саула, поймал хлопавшую на ветру
занавеску и накрепко запер окно, чтобы она не могла больше вырваться
наружу. Потом сел на кровать и положил руку на плечо сына.

— «Повесть о двух городах»? Моя. «Лавка древностей»? Ха, уж это-то
наверняка Лео Ауфмана. «Большие надежды»? Когда-то это было мое. Но
теперь пусть «Большие надежды» остаются ему.
— Что тут происходит? — спросил Лео Ауфман, входя в комнату.
— Тут происходит раздел имущества, — ответила Лина. — Если отец