Page 20 - Евгения Гранде

Она бросила на него многозначительный взгляд, как истая провинциалка: в провинции
женщины по привычке вкладывают в свои взоры столько сдержанности и осторожности, что
сообщают им какое-то слащавое вожделение, свойственное иным духовным лицам, которым
всякое удовольствие кажется или воровством, или греховным заблуждением. Шарль
чувствовал себя в этом зале совершенно чужим, все здесь было так далеко от прекрасного
замка и роскоши, какую он предполагал найти у дяди, что рад был встретить сочувствие, и,
внимательно вглядываясь в г-жу де Грассен, разглядел наконец в ней полустершийся образ
парижанки. Он любезно отвечал на косвенное приглашение, обращенное к нему, и разговор
завязался сам собой, причем г-жа де Грассен постепенно понижала голос в соответствии с
характером своих излияний. И она и Шарль испытывали одинаковую потребность в доверии.
Таким образом, после нескольких минут кокетливого разговора и степенных шуток ловкая
провинциалка, убедившись, что ее не слышат другие, говорившие о продаже вин, чем в это
время был занят каждый сомюрец, успела сообщить парижанину:
— Сударь, если вы пожелаете оказать нам честь своим посещением, вы, разумеется,
доставите большое удовольствие и моему мужу и мне. Наш салон — единственный в Сомюре,
где собираются представители крупной коммерции и представители дворянства: мы
принадлежим к двум кругам общества, и они предпочитают встречаться только у нас, потому
что у нас весело. Моего мужа — я с гордостью говорю это — одинаково уважают и те и
другие. Таким образом, мы постараемся доставить вам развлечение в дни вашего скучного
пребывания здесь. Если бы вы безвыходно сидели у господина Гранде, — боже мой, что
сталось бы с вами! Дядюшка ваш — скряга и думает только о своих виноградных отводках,
ваша тетушка — святоша, неспособная связать две мысли в голове, а ваша кузина — дурочка,
необразованная, пошленькая, без приданого, весь свой век проводит за чинкой тряпья.
«Она очень мила, эта барынька», — заметил про себя Шарль, отвечая на жеманные
заигрывания г-жи де Грассен.
— Да ты, жена, сдается мне, собираешься взять на откуп господина Гранде, — сказал со
смехам грузный и рослый банкир.
На это замечание нотариус и председатель отозвались более или менее ехидными
словами; но аббат взглянул на них с лукавым видом, взял понюшку табаку и, предлагая
табакерку окружающим, кратко выразил их мысли:
— Кто же лучше госпожи де Грассен мог бы для господина Гранде олицетворить
сомюрское радушие?
— Вот как! В каком же смысле вы это понимаете, господин аббат? — спросил г-н де
Грассен.
— Я это понимаю, сударь, в смысле самом лестном для вас, для вашей супруги, для
города Сомюра и для столичного гостя, — прибавил хитрый старик, оборачиваясь к Шарлю.
Не обращая, казалось, ни малейшего внимания на разговор Шарля и г-жи де Грассен,
аббат Крюшо сумел угадать его смысл.
— Сударь, — обратился наконец к Шарлю Адольф, стараясь придать себе
непринужденный вид, — не знаю, помните ли вы меня сколько-нибудь. Я имел удовольствие
быть вашим визави на балу у барона де Нусингена, и…
— Совершенно верно, сударь, совершенно верно, — отвечал Шарль, с удивлением видя,
что оказался предметом всеобщего внимания. — Это ваш сын, сударыня? — спросил он г-жу
де Грассен.
Аббат ехидно взглянул на мамашу.
— Да, сударь, — ответила она.
— Так вы, очевидно, еще совсем юным были в Париже? — продолжал Шарль,
обращаясь к Адольфу.
— Что поделаешь! — сказал аббат. — У нас сыновей посылают в Вавилон, как только их
отнимут от груди. — Г-жа де Грассен бросила на аббата удивительно глубокий,
вопрошающий взгляд. — Нужно приехать в провинцию, — сказал он, продолжая разговор, —
чтобы встретить женщин тридцати лет с небольшим, так прекрасно сохранившихся, как