Page 11 - Марфа-посадница

имена граждан для всякой тысячи, Димитрий Сильный обнимал Мирослава, называя его
своим повелителем, но Михаил Храбрый, воин суровый, изъявлял негодование. Народ,
раздраженный его укоризнами, хотел смирить гордого, но Марфа и Делинский великодушно
спасли его: они уважали в нем достоинство витязя и щадили врага личного, презирая месть и
злобу.
Марфа от имени Новаграда написала убедительное и трогательное письмо к союзной
Псковской республике. "Отцы наши, — говорила она, — жили всегда в мире и дружбе; у них
было одно бедствие и счастие, ибо они одно любили и ненавидели. Братья по крови
славянской и вере православной, они назывались братьями и по духу народному. Псковитянин
в Новегороде забывал, что он не в отчизне своей, и давно уже известна пословица в земле
русской: "Сердце на Великой [Имя Псковской реки. (Примеч. автора)], душа на Волхове".
Если мы чаще могли помогать вам, нежели вы нам, если страны дальние от нас сведали имя
ваше, если условия, заключенные Великим градом с Великою Ганзою, оживили торговлю
псковскую, если вы заимствовали его спасительные уставы гражданские и если ни хищность
татар, ни властолюбие князей тверских не повредили вашему благоденствию (ибо щит
Новаграда осенял друзей его), то хвала единому небу! Мы не гордимся своими услугами и
счастливы только их воспоминанием. Ныне, братья, зовем вас на помощь к себе не для
отплаты за добро новогородское, а для собственного вашего блага. Когда рука сильного
сразит нас, то и вы не переживете верных друзей своих. Самая покорность не спасет вашего
бытия народного: гражданин не угодит самовластителю, пока не будет рабом законным.
Уверенные в вашей мудрости и любви к общей славе, мы уже назначили пред градом место
для верной дружины псковской". Чиновники подписали грамоту, и гонец немедленно
отправился с нею.
Трубы и литавры возвестили на Великой площади явление гостей иностранных.
Музыканты, в шелковых красных мантиях, шли впереди, за ними граждане десяти вольных
городов немецких, по два в ряд, все в богатой одежде, и несли в руках, на серебряных блюдах,
златые слитки и камни драгоценные. Они приближались к Вадимову месту и поставили блюда
на ступени его. Растгер 30 города Любека требовал слова — и сказал народу: "Граждане и
чиновники! Вольные люди немецкие сведали, что сильный враг угрожает Новуграду. Мы
давно торгуем с вами и хвалимся верностию, славимся приязнию новогородскою; знаем
благодарность, умеем помогать друзьям в нужде. Граждане и чиновники! Примите усердные
дары добрых гостей иностранных, не столько для умножения казны вашей, сколько для нашей
чести. Требуем еще от вас оружия и дозволения сражаться под знаменами новогородскими.
Великая Ганза не простила бы нам, если бы мы остались только свидетелями ваших
опасностей. Нас семь сот человек в великом граде, все выдем в поле — и клянемся верностию
немецкою, что умрем или победим с вами!" Народ с живейшею благодарностию принял такие
знаки дружеского усердия. Сам Мирослав роздал оружие гостям чужеземным, которые
желали составить особенный легион; Марфа назвала его дружиною великодушных, и
граждане общим восклицанием подтвердили сие имя.
Уже среди шумных воинских приготовлений день склонялся к вечеру — и юная Ксения,
сидя под окном своего девического терема, с любопытством смотрела на движения народные:
они казались чуждыми ее спокойному, кроткому сердцу!.. Злополучная!.. Так юный невинный
пастырь, еще озаряемый лучами солнца, с любопытством смотрит на сверкающую вдали
молнию, не зная, что грозная туча на крыльях бури прямо к нему стремится, грянет и поразит
его!.. Воспитанная в простоте древних славянских нравов, Ксения умела наслаждаться только
одною своею ангельскою непорочностию и ничего более не желала; никакое тайное движение
сердца не давало ей чувствовать, что есть на свете другое счастие. Если иногда светлый взор
ее нечаянно устремлялся на юношей новогородских, то она краснелась, не зная причины:
стыдливость есть тайна невинности и добродетели. Любить мать и свято исполнять ее волю,

30 Ратсгер (нем.) — член городского самоуправления.