Page 403 - Мертвые души

Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных, поражающих
печальною действительностью, приближается к характерам, являющим высокое достоинство
человека, навстречу которых летишь [почти] с радостным криком, как будто к родным, как
будто душа уже где-то встретила в минуты святых отлучении своих от тела. Завиден удел его:
сокрыв печальное жизни, он показал человекам [почти] прекрасного человека, он пробудил
почти народный восторг; толпою влекутся молодые, пылкие души вслед за его торжественной
колесницей; его имя произносится с огнем в очах; ему нет равного в силе — он бог. Но иная
судьба и другой удел писателя, посягнувшего обнажить до глубины страшную мелочь в
жизни, дерзнувшего выставить в очи весь длинный ряд холодных, раздробленных,
повседневных характеров, которыми кишит наша презрительно-горько-обыкновенная жизнь!
Ему не собрать рукоплесканий, не видеть благодарных слез и признательного восторга
взволнованных им душ, к нему не полетит навстречу шестнадцатилетняя девушка с
закружившеюся головою и геройским увлеченьем. Ему не позабыться и, [не скрыться] уйдя в
свои создания от [то<го>, что желал бы позабыть он] того, что ежеминутно пред очами, ему не
убежать оклеветанному [и опозоренному] молвою от [площадного позорного] лицемерного и
бесчувственного всеобщего суда, отнимущего от него и сердце и душу, повергнущего его в
ряд [позорящих] оскорбляющих человечество писателей, придадущего ему качества им же
изображенных героев. Сурово его поприще и горько чувствует он свое одиночество.

Но всему черед и время! Одно сеется с тем, чтоб быть пожату ныне, другое сеется с тем,
чтоб быть пожату после. И, может быть, потом, когда [несколько] много лет промчится над
миром, когда истлеет и самый прах писавшего сии страницы, те же люди заговорят иначе,
признают и утвердят, что равно чудны стекла, озирающие солнцы и передающие движения
незамеченных насекомых; что много нужно глубины душевной, [чтобы] дабы озарить
картину, взятую из мелкой презренной жизни, и возвести ее в перл созданья; что высокий
восторженный смех достоин стать рядом с высоким лирическим движеньем души, и что есть
разница великая между ним и кривляньем балаганного скомороха. Почему знать, может быть
сии же низкие страницы предстанут потом в незамеченном ныне свете и, может быть,
будущий поэт (о, какая чудная награда!) смятенный остановится перед ними; грозная вьюга
вдохновенья обовьет главу его, и [неслышные] потекут одетые в блистанье песни. Еще раз
освежат мир…
Перед началом гл. VII вшита верхняя часть отрезанного листа желтоватой бумаги,
переписанного той же рукой, что и ПБЛ4, с исправлениями Гоголя. Текст:

[Хорошо] Счастлив ездок, который после скучной длинной дороги со всеми
неотлучными ее спутниками: холодами, слякотью, грязью, невыспавшимися станционными
смотрителями, бряканьями колокольчиков, подчинками, перебранками, ямщиками,
кузнецами и всякого рода дорожными подлецами [хорошо, когда после всего этого] <Далее
пропуск> [наконец знакомая крыша] видит наконец знакомую крышу при потемневшем
воздухе с несущимися навстречу огоньками <2 нрзб.> [и те же] и вдруг [предстала пред ним]
примут гостеприимно его те же знакомые комнаты [предстанут], радостный крик выбежавших
навстречу людей, шум и беготня детей <над незачеркнутой строкой: и обнявшие его за шею
прекрасные> и такие успокоительные речи, [в один миг изгнавшие из памяти всю]
прерываемые новыми лобзаниями, при которых всё позабыто, что ни было. Есть у него угол,
где [может он всё] может позабыть он черствую дорогу. Счастлив тот, кто семьянин и кого
целью родная крыша. Горе холостяку. На обороте этой страницы текст без всяких
исправлений, зачеркнутый: раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша
презрительно-гор<ько> обыкновенная жизнь. Ему не собрать рукоплесканий, не видеть
благодарных слез и признательного восторга взволнованных им душ, к нему не полетит
навстречу шестнадцатилетняя девушка с закружившеюся головою и геройским увлеченьем.
Ему не позабыться, <уйдя> в свои создания от того, что ежеминутно пред очами, ему не
убежать оклеветанному молвою от лицемерного и бесчувственного общего суда, отнимущего