Page 642 - Мертвые души

смотря на него]

“Засвидетельствовать почтенье”, сказал Чичиков.

“Какой странный человек этот Чичиков!” подумал Тентетников.

“Какой странный человек этот Тентетников!” подумал Чичиков.

“Так как моя бричка”, сказал Чичиков: “не пришла еще в надлежащее состояние, то
позвольте мне взять у вас коляску. Я бы завтра же, эдак около 10 часов, к нему съездил”.
[около 10 часов утра к нему бы и съездил]

“Помилуйте, что за просьба. Вы — полный господин, выбирайте какой хотите экипаж:
всё в вашем расположении”.

Они простились и разошлись [Далее начато: не без рассу<ждения>] спать, не без
рассуждения о странностях друг друга.

Чудная, однако же, вещь: на другой день, когда подали Чичикову лошади и вскочил он в
коляску, с легкостью почти военного человека, одетый в новый фрак, белый галстук и жилет, и
покатился свидетельствовать почтенье генералу, Тентетников пришел в такое волненье духа,
какого давно не испытывал. Весь этот ржавый и дремлющий ход его мыслей превратился в
деятельно-беспокойный. Возмущенье нервическое обуяло вдруг всеми чувствами доселе
погруженного в беспечную лень байбака. То садился он ни диван, то подходил к окну, то
принимался за книгу, то хотел мыслить. Безуспешное хотенье! Мысль не лезла к нему в
голову. То старался ни о чем не мыслить. Безуспешное старание! Отрывки чего-то похожего
на мысли, концы и хвостики мыслей лезли и отовсюду наклевывались к нему в голову.
“Странное состоянье!” сказал он и придвинулся к окну глядеть на дорогу, прорезавшую
дуброву, в конце которой еще [Далее начато: не успело. ] курилась не успевшая улечься пыль,
поднятая уехавшей коляской. Но оставим Тентетникова и последуем за Чичиковым.

ГЛАВА II

В полчаса с небольшим кони пронесли Чичикова чрез десятиверстное пространство:
сначала дубровою, [сначала мимо раскидистой ду<бровы>] потом хлебами, начинавшими
зеленеть посреди свежей орани, потом горной окраиной, с которой поминутно открывались
виды на отдаленья, — и наконец аллеею широких раскидистых лип внесли его в генеральскую
деревню. Аллея лип превратилась в аллею тополей, [а. Как в тексте; б. в аллею молодых
тополей] огороженных снизу плетеными коробками, и уперлась в чугунные сквозные вороты,
сквозь которые глядел кудряво-великолепный резной фронтон генеральского дома,
опиравшийся на восемь колонн с коринфскими капителями. Пахнуло повсюду масляной
краской, которою беспрерывно обновлялося всё, ничему не давая состареться. Двор чистотой
подобен был паркету. Подкативши к подъезду, Чичиков с почтеньем соскочил на крыльцо,
приказал о себе доложить и был введен прямо в кабинет к генералу.

Генерал поразил его величественной наружностью. Он был на ту пору в атласном
малиновом халате. Открытый взгляд, лицо мужественное, бакенбарды и большие усы с
проседью, стрижка низкая, а на затылке даже под гребенку, шея толстая, широкая, так
называемая, в три этажа: в три складки с трещиной поперек, голос — бас с некоторою
охрипью, движенья генеральские. Генерал Бетрищев, как и все мы грешные, был одарен
многими достоинствами и многими недостатками. То и другое, как случается в русском
человеке, было набросано в нем в каком-то картинном беспорядке. Самопожертвованье,