Page 92 - Мертвые души

заикаться было о душах”, проговорил он почти вслух: “я уверен, что этот человек непременно
мне нагадит”. За сим [пожелал] послал он своему хозяину такое желание на сон грядущий, что
нужно было Ноздреву иметь слишком здоровую натуру, чтобы после него хорошо выспаться.
Однако ж, герой наш и сам спал премерзко: всю ночь его кусали какие-то маленькие
насекомые: блохи не блохи, клопы не клопы, но так больно, ] что он всей горстью скреб по
уязвленному месту, приговаривая: “А, чтоб вас чорт побрал вместе с Ноздревым!” Проснулся
он ранним утром. [Проснулся поутру он очень рано. ] Первым делом его было, надевши халат
и сапоги, отправиться через двор в конюшню, чтобы приказать Селифану сей же час
закладывать бричку. Возвращаясь через двор, Чичиков встретился с Ноздревым, который был
также в халате с трубкою в зубах.

Ноздрев приветствовал его по-дружески и спросил, каково ему спалось.

“Так себе”, отвечал Чичиков весьма сухо. [Вместо “Так себе ~ сухо”: “Да”, отвечал
Чичиков, “ни хорошо, ни дурно”. а. “Так себе”, отвечал Чичиков очень холодно. ]

“А я, брат”, говорил Ноздрев, “такая мерзость лезла всю ночь, что гнусно рассказывать, и
во рту после вчерашнего совершенно как будто эскадрон ночевал. Снилось, что меня высекли,
ей, ей. И вообрази, кто? Вот ни за что не угадаешь: штаб-ротмистр Поцелуев вместе с
Кувшинниковым”.[и во рту, брат, после вчерашнего так скверно, что ты себе вообразить не
можешь. Снилось, брат, что меня высекли. Ей богу, и как ты думаешь, кто? Вот ни за что не
угадаешь: — поручик Кувшинников, ей-богу. ]

“Да”, подумал про себя Чичиков: “хорошо бы, если б тебя отодрали на самом
деле”.[хорошо было бы, если бы сон пришелся в руку. ]

“Ей богу! Да пребольно. [Вместо “Ей-богу. Да пребольно”: “И как бы ты думал, за что?
Чорт знает, какая дрянь. Вообрази: будто Кувшинников женился, и на ком же женился: на
собаке моей, Налетке. А я будто бы говорю: да это собака, а не жена. А он будто бы: а, держите
его, мошенника! и как начали меня драть да пошлепывать. ] Проснулся, чорт возьми, в самом
деле что-то почесывается, верно, ведьмы блохи. Ну, ты ступай теперь одевайся![Вместо “Ну
ты ~ одевайся”:

“Да, всякого рода бывают сны”, отвечал хладнокровно Чичиков.

“Ты ступай теперь, одевайся”, продолжал Ноздрев, ] Я к тебе сейчас приду, вместе
позавтракаем. На минутку нужно, только ругнуть[вместе позавтракаем. У меня, брат, есть еще
одна бутылочка: такой уж деликатес, что просто за ушами даже почувствуешь вкус. До
свиданья. Нужно еще ругнуть] подлеца приказчика”.

Чичиков ушел <в> комнату одеться и умыться. Когда он после этого вышел в столовую,
там уже стоял на столе чайный прибор с бутылкою рома. В комнате были следы вчерашнего
обеда и ужина, кажется, половая щетка вовсе не притрагивалась, потому что на полу валялись
крохи хлеба и табачная зола видна была даже на скатерти. Сам хозяин, не замедливший скоро
войти, кажется ничего не имел под своим халатом, кроме открытой груди, на которой росла
какая-то борода. Держа в руке чубук и прихлёбывая из чашки, он был очень хорош для
живописца, которые обыкновенно не любят господ прилизанных и завитых, как цирульная
вывеска, или общипанных и выстриженных под гребенку[не любят господ, прибранных как
цирульная вывеска.

“Я, брат”, говорил он, “никак не могу выпить по утру чаю без рому, чувствуешь
гнусность по всему телу, и тебе советую тоже. Чудный ром. Выпей-ка его одного стаканчик”.