Page 114 - Отец Горио

когда только могла, не выгоняла его из своего дома, не приходила лизать ему руки, когда он
оказывался нужен. Я даже не знала, что эти двенадцать тысяч франков он истратил для меня:
как тебе известно, в денежных делах я люблю порядок. А если папа и делал мне подарки, то я
никогда их не выпрашивала.
— Тебе больше посчастливилось, чем мне: господин де Марсе богат, и кое-что об этом
тебе известно. Ты всегда была презренной, как золото. Прощайте, у меня нет ни сестры, ни…
— Замолчи, Нази! — крикнул папаша Горио.
— Только такая сестра, как ты, может повторять то, чему никто не верит. Ты
нравственный урод, — ответила Дельфина.
— Дети, дети мои, замолчите, или я здесь, при вас, покончу с собой.
— Слушай, Нази, прощаю тебе, ты несчастна, — говорила Дельфина. — Но я лучше
тебя. Сказать мне то, что ты сказала, да еще в ту минуту, когда я была готова на все, чтобы
помочь тебе, — даже пойти в спальню к моему мужу, чего я не сделала бы ни ради себя самой,
ни ради… это достойное продолжение тех неприятностей, каких ты мне наделала за
последние девять лет.
— Дети мои, дети, обнимитесь! — упрашивал отец. — Вы обе ангелы.
— Нет, оставьте меня! — крикнула графиня, когда Горио взял ее за руку, и увернулась от
отцовского объятия. — У ней меньше жалости ко мне, чем у моего мужа. Можно подумать,
что она олицетворение добродетели!
— Пусть сплетничают, будто я должна господину де Марсе: по-моему, это лучше, чем
признаться, что господин де Трай стóит тебе более ста тысяч, ответила г-жа де
Нусинген.
— Дельфина! — крикнула графиня, подступая к сестре.
— Я говорю тебе правду, а ты клевещешь на меня, — холодно сказала баронесса.
— Дельфина, ты…
Папаша Горио бросился к графине и не дал ей договорить, закрыв ей рот рукой.
— Боже мой, за что вы сегодня хватались руками? — воскликнула Анастази.
— Ах, да! Виноват, — извинился несчастный отец, вытирая руки о панталоны. — Ведь я
сейчас переезжаю, кто же знал, что вы придете.
Он был доволен, что, вызвав этот упрек, отвлек на себя гнев дочери.
— Ох! Вы истерзали мое сердце, — продолжал он садясь. — Дети мои, я умираю! В
голове у меня жжет, как огнем. Будьте милыми, хорошими, любите друг друга! Вы сведете
меня в могилу. Нази, Дельфина, ну же, вы обе правы и обе неправы. Слушай, Дедель, —
говорил он, подняв на баронессу глаза, полные слез, — ей нужны двенадцать тысяч, давай
поищем их. Не надо так коситься друг на друга.
Он стал на колени перед Дельфиной.
— Ради меня попроси у нее прощенья, — шепнул он ей на ухо, — она более несчастна,
правда ведь?
— Бедная моя Нази, — сказала ей дельфина, испуганная выраженьем отцовского лица,
диким, безумным от душевной боли, — я была неправа, поцелуй меня…
— О, вы льете мне целительный бальзам на сердце! — воскликнул папаша Горио. — Но
откуда взять двенадцать тысяч франков? разве пойти за кого-нибудь в рекруты?
— Что вы, папа? Нет, нет! — воскликнули обе дочери, подходя к отцу.
— Бог вознаградит вас за одно это намерение, всей нашей жизни нехватит, чтобы
отблагодарить вас! Правда, Нази? — сказала Дельфина.
— А кроме того, милый папа, это была бы капля в море, — заметила графиня.
— Так, значит, и своей кровью ничему не помочь? — с отчаяньем воскликнул старик. —
Я буду рабом у того, кто спасет тебя, Нази! Ради него я убью другого человека. Пойду на
каторгу, как Вотрен! Я…
Он вдруг остановился, как пораженный громом.
— Нет, ничего! — сказал он, рванув себя за волосы. — Кабы знать, где можно украсть…
Только нелегко найти такой случай. Чтобы ограбить банк, нужны люди, время. Видно, пора