Page 124 - Отец Горио

большой гостиной сидели только герцогиня де Ланже и Растиньяк. Виконтесса, в надежде
встретить Эжена одного, пришла туда, простившись с виконтом де Босеаном, который, уходя
спать, сказал ей еще раз:
— Напрасно, дорогая, вы в вашем возрасте хотите стать затворницей! Оставайтесь с
нами.
Увидев герцогиню, г-жа де Босеан невольным возгласом выразила удивление.
— Клара, я догадалась, — сказала герцогиня де Ланже. — Вы уезжаете и больше не
вернетесь. Но вы не уедете, пока не выслушаете меня и пока мы не поймем друг друга.
Она взяла свою приятельницу под руку, увела в соседнюю гостиную и там, со слезами на
глазах, крепко обняв ее, поцеловала в обе щеки.
— С вами, дорогая, я не могу расстаться холодно, это было бы для меня чересчур тяжким
укором. Вы можете положиться на меня, как на самое себя. Сегодня вечером вы показали ваше
величие, я почувствовала, что вы мне близки по душе, и мне хотелось бы вам это доказать. Я
виновата перед вами, я не всегда хорошо относилась к вам; простите мне, дорогая; я осуждаю
в себе все, что вам могло причинить боль, я бы хотела взять обратно все прежние свои слова.
Одинаковое горе породнило наши души, и я не знаю, кто из нас будет несчастнее. Генерал де
Монриво не приехал сюда вечером, — вы понимаете, что это значит? Кто видел вас на этом
бале, Клара, тот не забудет вас никогда. А я? Я делаю последнюю попытку. Если меня
постигнет неудача, уйду в монастырь! Но куда вы едете?
— В Нормандию, в Курсель, любить, молиться до того дня, когда господь возьмет меня
из этого мира.
— Господин де Растиньяк, идите сюда, — сердечно сказала виконтесса, вспомнив, что
Эжен ждет.
Растиньяк стал на одно колено, взял руку виконтессы и поцеловал.
— Прощайте, Антуанетта, — сказала г-жа де Босеан, — будьте счастливы. Что касается
до вас, то вы счастливы и так, — обратилась она к студенту, вы молоды, вы еще можете во
что-то верить. Как некоторые счастливцы в их смертный час, я в час ухода своего от светской
суеты нашла здесь около себя святые, чистые волненья близких мне людей.
Растиньяк ушел около пяти часов утра, когда г-жа де Босеан уже села в дорожную карету
и простилась с ним в слезах, доказывавших, что и самые высокопоставленные люди
подчинены законам чувства и знают в жизни горе, хотя есть личности, которые, чтобы угодить
толпе, стараются доказать обратное. В холодную, ненастную погоду Эжен пешком вернулся в
«Дом Воке». Его образование завершалось.
— Нам не спасти беднягу Горио, — сказал Бьяншон, когда Эжен вошел к своему соседу.
— Друг мой, слушай, — обратился к нему Эжен, взглянув на спавшего старика, — иди к
той скромной цели, которой ты ограничил свои желания. Я попал в ад и в нем останусь. Всему
плохому, что будут говорить тебе о высшем свете, верь! Нет Ювенала, который был бы в
силах изобразить всю его мерзость, прикрытую золотом и драгоценными камнями.
На следующий день, часов около двух, Растиньяка разбудил Бьяншон: ему было
необходимо выйти из дому, и он просил Эжена побыть с папашей Горио, так как состояние
больного сильно ухудшилось за утро.
— Старичку осталось жить дня два, а может быть, только часов шесть, сказал медик, —
и все-таки нельзя прекращать борьбу с болезнью. Надо будет применять лечение, которое
стоит недешево. Конечно, мы останемся сиделками при старике, но у меня самого нет ни
одного су. Я вывернул все его карманы, перерыл все шкапы, а в итоге — ноль. Я спрашивал
его, когда он был в сознании, и получил ответ, что у него нет ни лиара. Сколько у тебя?
— У меня осталось двадцать франков, — ответил Растиньяк, — но я пойду сыграю на
них и выиграю.
— А если проиграешь?
— Потребую денег от его зятьев и дочерей.
— А если не дадут? — спросил Бьяншон. — Впрочем, сейчас самое нужное не добывать
деньги, а обложить ему ноги горячими горчичниками, от ступней до половины ляжек. Если он