Page 34 - Отец Горио

— Бросьте дела!
Когда человек вступил на путь обмана, он неизбежно вынужден нагромождать одну
ложь на другую. Маркиз д'Ажуда засмеялся и сказал:
— Вы требуете?
— Да!
— Вот это и хотелось мне услышать, отвечал маркиз, бросив на нее такой
проникновенный взгляд, который мог бы успокоить всякую другую женщину. Он поцеловал
руку виконтессы и вышел.
Эжен, пригладив волосы рукой, согнулся в поклоне, думая, что г-жа де Босеан, наконец
вспомнит и о нем. Вдруг она вскакивает с места, бросается в галлерею, подбегает к окну и
смотрит, как д'Ажуда садится в экипаж, она ловит ухом, куда велит он ехать, и слышит, как
выездной лакей повторяет кучеру его слова:
— К господину де Рошфиду.
Эти слова, быстрота, с какой маркиз вскочил в карету, были для женщины и вспышкой
молнии и ударом грома; смертельных страх вновь обуял ее. В высшем свете не бывает иного
проявленья самых ужасных катастроф. Виконтесса пошла в спальню, села к столу, взяла
изящный листок бумаги и написала:
«Раз вы обедаете не в английском посольстве, а у Рошфидов, вы обязаны дать мне
объяснение. Жду вас».
Она поправила несколько букв, пострадавших от конвульсивного дрожания руки,
подписалась «К.», что означало «Клара Бургундская», и позвонила.
— Жак, — обратилась она к представшему перед ней лакею, — в половине восьмого вы
пойдете к господину де Рошфиду и спросите, там ли маркиз д'Ажуда. Если он там, вы
попросите только передать ему эту записку, не требуя ответа. Если же маркиза там нет, то вы
вернетесь и принесете мне письмо обратно.
— Виконтессу ожидают в гостиной.
— Ах, верно! — сказала она, отворяя дверь.
Эжен начинал чувствовать себя крайне неловко; к счастью, виконтесса, наконец, явилась
и произнесла с таким волнением в голосе, что у Эжена защемило сердце:
— Просите, мне надо было написать два слова, теперь я вся к вашим услугам.
Она не сознавала, что говорит, думая в это время: «Он хочет жениться на мадмуазель де
Рошфид. Но разве он свободен? Сегодня же вечером этот брак расстроится, или я… Да! Завтра
об этом не будет даже речи».
— Кузина… — начал Эжен.
— Что?! — переспросила виконтесса, бросая на него надменный взгляд, от которого
студент похолодел.
Эжен понял это «что». За последние три часа он научился многому и держался на-чеку.
— Мадам, — поправился Эжен краснея; он замялся, но поборол смущение и продолжал:
— Простите меня: я так нуждаюсь в покровительстве, что малая толика вашей родственности
мне бы ничуть не повредила.
Госпожа де Босеан грустно усмехнулась; на ее горизонте уже слышались раскаты грозы.
— Если бы вы знали положение моей семьи, — продолжал Эжен, — вы бы не отказались
от роли тех сказочных фей, которые так любезно устраняли препятствия с пути своих
крестников.
— Ну, хорошо, кузен, — ответила она смеясь, — чем же я могу быть вам полезной?
— Как знать! Быть для вас своим человеком благодаря родству, затерянному во мраке
отдаления, это уже счастье. Вы меня смутили, я позабыл, что собирался вам сказать. Вы
единственный человек, с которым я знаком в Париже. Как бы мне хотелось посоветоваться с
вами, просить вас подобрать меня, жалкого ребенка, мечтающего приютиться под вашим
крылышком и ради вас готового пойти на смерть.
— А вы могли бы кого-нибудь убить ради меня?
— Хоть двух.