Page 30 - Отец Горио

Графиня быстро вернулась. Все женщины, вынужденные считаться с характером мужей,
чтобы иметь возможность вести себя, как хочется, хорошо знают, до какого предела можно
доходить, не теряя драгоценного доверия, и тщательно избегают столкновений с мужьями
из-за мелочей жизни, — поэтому и графиня сразу заметила по изменившемуся тону графа де
Ресто, что пребывание в будуаре не лишено опасности. Этой помехой она была обязана
Эжену. Выражая всем своим видом досаду, графиня глазами указала Максиму на студента,
тогда де Трай, обращаясь к графу, его жене и Растиньяку, насмешливо сказал:
— Вы заняты серьезными делами, я не хочу мешать вам, прощайте, — и быстро вышел.
— Останьтесь, Максим! — крикнул ему граф.
— Приходите обедать, — добавила графиня и, вторично оставив Эжена с графом, пошла
вслед за Максимом в первую гостиную, где они пробыли довольно долго, рассчитывая, что за
это время граф де Ресто выпроводит студента.
Растиньяк слышал, как они то заливались смехом, то говорили, то смолкали; но
коварный студент щеголял остроумием перед графом де Ресто, льстил ему и вступал с ним в
спор, надеясь вновь увидать графиню и определить характер ее отношений с папашей Горио.
Женщина, явно влюбленная в Максима, жена, вертевшая своим мужем и связанная
таинственными узами со старым вермишельщиком, представляла для Растиньяка загадку. Он
жаждал проникнуть в ее тайну, надеясь таким образом достигнуть полного господства над
этой женщиной, парижанкой с ног до головы.
— Анастази! — снова позвал свою жену граф.
— Ну, бедный мой Максим, — сказала она молодому человеку, — надо покориться. До
вечера…
— Нази, — сказал Максим ей на ухо, — когда приоткрывался ваш пеньюар, у этого
молодчика глаза горели, как угли, — надеюсь, вы больше не пустите его к себе в дом. Он
станет объясняться вам в любви, будет вас компрометировать, и ради вас я буду вынужден его
убить.
— Да вы с ума сошли, Максим! — сказала она. — Наоборот, такие студентики могут
служить замечательным громоотводом. Разумеется, я постараюсь, чтобы он пришелся не по
вкусу графу де Ресто.
Максим расхохотался и вышел в сопровождении графини; она остановилась у окна и
наблюдала, как он садился в экипаж, горячил лошадь и помахивал бичом. Графиня де Ресто
вернулась лишь тогда, когда за ним закрылись главные ворота.
— Представьте себе, — обратился к ней граф, — имение, где живет семья господина де
Растиньяка, оказывается, недалеко от Вертэй, на Шаранте. Двоюродный дед господина де
Растиньяка и мой дед были знакомы.
— Я рада, что у нас есть общие знакомые, — рассеянно ответила графиня.
— И больше, чем вы предполагаете, — заметил студент, понизив голос.
— Каким образом? — оживленно спросила она.
— Я только что видел, — продолжал студент, — как от вас вышел господин, с которым я
живу дверь в дверь, в одном и том же пансионе; я говорю о папаше Горио.
Услышав это имя, приправленное словом «папаша», граф, мешавший жар в камине,
бросил щипцы в камин, словно они обожгли ему руки, и встал.
— Милостивый государь, вы могли бы сказать: «господин Горио»! воскликнул он.
Графиня, заметив раздражение мужа, сначала побледнела, затем покраснела и явно
пришла в замешательство; стараясь придать своему голосу естественность, она с деланной
развязностью заметила:
— Нет человека, которого бы мы так любили…
Не докончив, она, словно под влиянием какой-то мелькнувшей у нее мысли, взглянула
на фортепьяно и спросила Растиньяка:
— Вы любите музыку?
— Очень, — ответил ей Эжен, покраснев и растерявшись от смутного сознания, что
сделал какой-то нелепый промах.