Page 32 - Отец Горио
P. 32

сиденье. — Вот это баловство мне обойдется дорого. Но я по крайней мере нанесу визит так
               называемой  кузине  вполне  по-аристократически.  Старый  злодей  папаша  Горио  мне  уже
               стóит не меньше десяти франков, честное слово! Опишу-ка я свое приключение госпоже
               де Босеан, — быть может, рассмешу ее. Она, конечно, знает тайну преступных связей этой
               бесхвостой  старой  крысы  с  красавицей  графиней.  Лучше  понравиться  моей  кузине,  чем
               расшибить себе лоб об эту безнравственную женщину, да и стоит она, как видно, не мало
               денег. Если одно имя красавицы виконтессы имеет такую силу, — какое же значение должна
               иметь она сама? Прибегнем к высшим сферам. Когда атакуешь небеса, надо брать на прицел
               самого бога!»
                     Эти разговоры с самим собой передавали вкратце тысячу и одну мысль, среди которых
               метался Растиньяк. Глядя на дождь, он немного успокоился и почувствовал себя увереннее.
               Он говорил себе, что если истратит две драгоценные последние монеты по сто су, то не без
               пользы, сохранив в целости свои ботинки, фрак и цилиндр. Веселым чувством отозвался в нем
               возглас кучера:  «Отворите ворота, будьте любезны!» Красный с золотом швейцар толкнул
               ворота, петли заскрипели… и Растиньяк со сладостным удовлетворением наблюдал, как его
               карета миновала въезд, объехала кругом двора и остановилась под навесом у крыльца. Кучер,
               в грубом синем балахоне с красной оторочкой, слез, чтобы откинуть подножку. При выходе из
               кареты Эжен услыхал приглушенные смешки из-за колонн особняка. Три или четыре лакея
               уже подшучивали над свадебным мещанским экипажем. Студент только тогда уразумел их
               смех,  когда  сравнил  этот  рыдван  с  двухместной  каретой,  одной  из  самых  щегольских  в
               Париже: в запряжке пара горячих лошадей с розами на ушах грызла удила; кучер, в пудре, в
               отличном галстуке, натянул  вожжи, как будто лошади вот-вот готовы были вырваться. На
               Шоссе д'Антен, во дворе графини де Ресто, стоял изящный кабриолет двадцатишестилетнего
               молодого человека; в предместье Сен-Жермен знатного вельможу ждала роскошная карета,
               какой не купишь и за тридцать тысяч франков.
                     «Кто  же  это? —  мысленно  спросил  Эжен,  с некоторым опозданием  сообразив,  что  в
               Париже, конечно, мало женщин, никем не занятых, и завоевание одной из этих королев стоит
               не только крови. — Черт побери! Наверняка и у моей кузины есть свой Максим».
                     С замиранием сердца Эжен поднялся на крыльцо. При появлении его стеклянная дверь
               распахнулась: он увидал лакеев, степенных, какими бывают ослы, когда их чистят. Парадный
               бал, на котором присутствовал Эжен, давался в больших покоях для приемов, занимавших
               нижний этаж особняка де Босеанов. Не успев сделать визит кузине в промежуток времени
               между приглашением и балом, он еще не побывал в комнатах самой виконтессы де Босеан, где
               предстояло ему впервые увидеть чудеса ее личного изящества, говорящего о душе и жизни
               знатной  женщины.  Знакомство  с  ним  представляло  для  Эжена  тем  больший  интерес,  что
               гостиная графини де Ресто давала ему меру для сравнения. С половины пятого виконтесса
               принимала. Явись ее кузен на пять минут раньше, она бы его не приняла. По белой широкой,
               уставленной цветами лестнице с золочеными перилами и красною дорожкой Эжена, ничего не
               понимавшего  в  различиях  парижского  этикета,  провели  к  г-же  де  Босеан;  он  не  знал  ее
               изустной  биографии,  одной  из  вечно  меняющихся  повестей,  какие  в  парижских  гостиных
               рассказывают на ухо друг другу каждый вечер.
                     Виконтесса уже три года была в связи с маркизом д'Ажуда-Пинто, принадлежавшим к
               числу самых известных и богатых вельмож Португалии. Их связь, одна из самых безупречных,
               представляла столько прелести для обоих участников ее, что они не терпели третьих лиц. И
               виконт  де  Босеан  сам  дал  пример  всем  окружающим,  волей-неволей  признав  их
               морганатический  союз.  В  первый  период  этой  дружбы  все,  кто  приезжал  повидаться  с
               виконтессой около двух часов дня, встречали там маркиза д'Ажуда-Пинто. Закрыть свой дом
               для них г-жа де Босеан, конечно, не могла — это было бы неприлично, но принимала своих
               гостей так холодно и так старательно разглядывала потолок, что всякий понимал, насколько
               он здесь некстати. Когда Париж узнал, что посещения от двух до четырех тяготят г-жу де
               Босеан,  она  осталась  в  полнейшем  одиночестве.  Вместе  с  г-ном  де  Босеаном  и  маркизом
               д'Ажуда-Пинто  она  бывала  в  Опере  или  у  Буфонов,  но  г-н  де  Босеан  умел  вести  себя, —
   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36   37