Page 36 - Отец Горио

— Какую же глупость вы совершили, милостивый государь? — спросила Эжена г-жа де
Босеан. — Видите ли, дорогая Антуанета, этот младенец только что подкинут свету и ничего
не понимает из того, о чем мы говорим. Будьте снисходительны к нему: отложим наш
разговор до завтра. Завтра, несомненно, обо всем будет сообщено открыто, тогда и вы можете
извещать всех открыто и с уверенностью.
Герцогиня окинула Эжена тем надменным взглядом, что, смерив человека с головы до
ног, сразу пригнетает его и обращает в нуль. Достаточно умный, чтобы сообразить, какие
колкости скрывались под дружескими фразами обеих дам, Эжен ответил:
— Я, сам того не зная, вонзил кинжал в сердце графини де Ресто. Именно в этом
незнании моя вина. С теми, кто вам причиняет боль вполне сознательно, вы продолжаете
встречаться и, может быть, побаиваетесь их, а если человек наносит рану, не ведая всей
глубины ее, то на такого смотрят, как на дурачка, на простофилю, ни из чего не способного
извлекать пользу, и все относятся к нему с презрением.
Госпожа де Босеан наградила студента теплым взглядом, выразив им одновременно и
признательность и чувство своего достоинства, как это умеют делать люди большой души. Ее
взгляд излился целительным бальзамом на свежую рану в сердце Растиньяка, которую только
что нанесла Эжену герцогиня, определяя ему цену глазом присяжного оценщика.
— Представьте себе, — сказал Эжен, — мне удалось завоевать расположение графа де
Ресто. А надо вам сказать, — обратился он к герцогине смиренно, но в то же время и
лукаво, — что я пока только жалкий студент, совершенно одинокий, очень бедный…
— Не говорите таких вещей, господин де Растиньяк. Мы, женщины, никогда не гонимся
за тем, что никому не нужно.
— Что делать! — отвечал Эжен. — Мне всего-навсего двадцать два года! Надо уметь
сносить невзгоды такого возраста. Кроме того, сейчас я исповедуюсь, а чтобы преклонить для
этого колена, не найдешь исповедальни прелестнее, чем эта; правда, в таких исповедальнях
только грешишь, а каешься в других.
Герцогиня холодно выслушала эту святотатственную болтовню и осудила ее за дурной
тон, сказав виконтессе:
— Кузен ваш еще новичок…
Госпожа де Босеан от всего сердца посмеялась над герцогиней и своим кузеном.
— Да, моя дорогая, он новичок и ищет себе наставницу, которая преподала бы ему
хороший тон.
— Герцогиня, — вновь обратился к ней Эжен, — мне кажется, желанье быть
посвященным в тайны того, что нас пленяет, вполне естественно, не правда ли? («Однако, —
подумал он, — для разговора с ними я изобретаю фразы, достойные любого парикмахера».)
— Но, думается мне, графиня де Ресто сама является ученицей господина де Трай, —
возразила герцогиня.
— Мне это было совершенно неизвестно, — ответил студент. — Вот почему я
глупейшим образом вклинился между ними. В конце концов я довольно хорошо поладил с
мужем и видел, что его супруга покуда еще терпит мое присутствие, как вдруг угораздило
меня сказать им, что я знаком с тем человеком, который в коридоре поцеловал графиню и на
моих глазах вышел черным ходом из дома во двор.
— Кто же это такой? — спросили обе дамы.
— Один старик; живет он на два луидора в месяц, в глуши предместья Сен-Марсо, там
же, где и я, бедняга-студент; это поистине несчастный человек, посмешище для всех, и мы его
прозвали «папаша Горио».
— Да вы действительно младенец! — воскликнула виконтесса. — Ведь графиня де Ресто
— в девицах Горио.
— Дочь вермишельщика, — добавила герцогиня, — мещаночка, представленная ко
двору в один день с дочерью придворного пирожника. Клара, вы не помните? Король еще
рассмеялся и сказал по-латыни какую-то остроту насчет муки: люди… ну как это?.. люди…