Page 68 - Путешествие из Петербурга в Москву

личность, но язвительная и недозволенная. Но не правительства дело вступаться за судию,
хотя бы он поносился и в правом деле. Не судия да будет в том истец, но оскорбленное лицо.
Судия же пред светом и пред поставившим его судиею да оправдится едиными делами. 152
Тако долженствует судить о личности. Она наказания достойна, но в печатании более пользы
устроит, а вреда мало. Когда все будет в порядке, когда решения всегда будут в законе, когда
закон основан будет на истине и заклеплется удручение. тогда разве, тогда личность может
сделать разврат. Скажем нечто о благонравии и сколько слова ему вредят.
Сочинения любострастные, наполненные похотливыми начертаниями, дышащие
развратом, коего все листы и строки стрекательною наготою зияют, вредные для юношей и
незрелых чувств. Распламеняя воспаленное воображение, тревожа спящие чувства и
возбуждая покоящееся сердце, безвременную наводят возмужалость, обманывая юные
чувства в твердости их и заготовляя им дряхлость. Таковые сочинения могут быть вредны; но
не они разврату корень.
Если, читая их, юноши пристрастятся к крайнему услаждению любовной страсти, то не
могли бы того произвести в действие, не бы были торгующие своею красотою. В России
таковых сочинений в печати еще нет, а на каждой улице в обеих столицах видим
раскрашенных любовниц. Действие более развратит, нежели слово, и пример паче всего.
Скитающиеся любовницы, отдающие сердца свои с публичного торга наддателю, тысячу
юношей заразят язвою и все будущее потомство тысячи сея? но книга не давала еще болезни.
И так ценсура да останется на торговых девок, до произведений же развратного хотя разума ей
дела нет.
Заключу сим: ценсура печатаемого принадлежит обществу, оно дает сочинителю венец
или употребит листы на обвертки. Равно как ободрение феатральному сочинителю дает
публика, а не директор феатра, так и выпускаемому в мир сочинению ценсор ни славы не даст,
ни бесславия. Завеса поднялась, взоры всех устремились к действованию; нравится – плещут;
не нравится – стучат и свищут. Оставь глупое на волю суждения общего; оно тысячу найдет
ценсоров. Наистрожайшая полиция не возможет так запретить дряни мыслей, как негодующая
на нее публика. Один раз им воньмут, потом умрут они и не воскреснут вовеки. Но если, мы
признали бесполезность ценсуры или паче ее вред в царстве науки, то познаем обширную и
беспредельную пользу вольности печатания.
Доказательства сему, кажется, не нужны. Если свободно всякому мыслить и мысли свои
объявлять всем беспрекословно, то естественно, что все, что будет придумано, изобретено, то
будет известно; великое будет велико, истина не затмится. Не дерзнут правители народов
удалиться от стези правды и убоятся, ибо пути их, злость и ухищрение обнажатся.
Вострепещет судия, подписывая неправедный приговор, и его раздерет. Устыдится власть
имеющийся употреблять ее на удовлетворение только своих прихотей. Тайный грабеж
назовется грабежом, прикрытое убийство – убийством. Убоятся все злые строгого взора
истины. Спокойствие будет действительное, ибо заквасу в нем не будет. Ныне поверхность
только гладка, но ил, на дне лежащий, мутится и тмит прозрачность вод.
Прощаяся со мною, порицатель ценсуры дал мне небольшую тетрадку. Если, читатель,
ты нескучлив, то читай, что перед тобою лежит. Если же бы случилось, что ты сам
принадлежишь к ценсурному комитету, то загни лист и скачи мимо.

152 Г. Дикинсон (Джон Дикинсон (1732–1808) – боролся против зависимости английских колоний в Америке
от метрополии.), имевший участие в бывшей в Америке перемене и тем прославившийся, будучи после в
Пенсильвании президентом, не возгнушался сражаться с наступавшими на него. Изданы были против него
наижесточайшие листы. Первейший градоначальник области нисшед в ристалище (Ристалище – поле для
состязаний. Нисшел в ристалище – то есть снизошел до борьбы.), издал в печать свое защищение, оправдался,
опроверг доводы своих противников и их устыдил… Се пример для исследования, как мстить должно, когда кто
кого обвиняет пред светом печатным сочинением. Если кто свирепствует против печатныя строки, тот заставляет
мыслить, что печатанное истинно, а мстящий таков, как о нем напечатано. (Прим. автора.)