Page 165 - Собор Парижской Богоматери
P. 165

Но тут опять вмешался чрезвычайный королевский прокурор Филипп Лелье.
                     – Напоминаю  господам  судьям:  в  показании,  снятом  с  него  у  одра  болезни,  тяжело
               раненный офицер заявил, что, когда к нему подошел человек в черном, у него сразу мелькнула
               мысль,  не  тот  ли  это  самый  монах-привидение;  что  призрак  настоятельно  уговаривал  его
               вступить в сношения с обвиняемой и на его, капитана, слова об отсутствии у него денег, сунул
               ему экю, которым вышеупомянутый офицер и расплатился с Фалурдель. Следовательно, это
               экю – адская монета.
                     Такой убедительный довод рассеял сомнения Гренгуара и остальных скептиков.
                     – Господа! У вас в руках все документы, – добавил, занимая свое место, чрезвычайный
               королевский прокурор, – вы можете обсудить показания Феба де Шатопер.
                     При  этом  имени  подсудимая  встала.  Голова  ее  показалась  над  Толпой.  Гренгуар,  к
               своему великому ужасу, узнал Эсмеральду.
                     Она  была  очень  бледна,  ее  волосы,  когда-то  так  красиво  заплетенные  в  косы  и
               отливавшие  блеском  цехинов,  рассыпались  по  плечам,  губы  посинели,  ввалившиеся  глаза
               внушали страх.
                     – Феб! – растерянно промолвила она. – Где он? Государи мои! Прежде чем убить меня,
               прошу вас, сжальтесь надо мной: скажите мне, жив ли он?
                     – Замолчи, женщина, – проговорил председатель. – Это к делу не относится.
                     – Смилуйтесь! Ответьте мне, жив ли он? – снова заговорила она, молитвенно складывая
               свои прекрасные исхудалые руки; слышно было, как цепи, звеня, скользнули по ее платью.
                     – Ну хорошо, – сухо ответил королевский прокурор. – Он при смерти. Ты довольна?
                     Несчастная упала на низенькую скамью, молча, без слез, бледная, как статуя.
                     Председатель нагнулся к сидевшему у его ног человеку в шитой золотом шапке, в черной
               мантии, с цепью на шее и жезлом в руке.
                     – Пристав! Введите вторую обвиняемую.
                     Все взоры обратились к дверце; дверца распахнулась и пропустила, вызвав сильнейшее
               сердцебиение у Гренгуара, хорошенькую козочку с вызолоченными рожками и копытцами.
               Изящное животное на мгновение задержалось на пороге, вытянув шею, словно, стоя на краю
               скалы,  оно  озирало  расстилавшийся  перед  ним  необозримый  горизонт.  Вдруг  козочка
               заметила цыганку и, в два прыжка перескочив через стол и голову протоколиста, очутилась у
               ее колен; – тут она грациозно свернулась у ног своей госпожи, будто выпрашивая внимание и
               ласку; но подсудимая оставалась неподвижной, даже бедная Джали не удостоилась ее взгляда.
                     – Вот те на! – сказала старуха Фалурдель. – Да ведь это то самое мерзкое животное! Я их
               узнала – и ту и другую!
                     Тут взял слово Жак Шармолю.
                     – Если господам судьям угодно, то мы приступим к допросу козы.
                     Это и была вторая обвиняемая.
                     В  те  времена  судебное  дело  о  колдовстве,  возбужденное  против  животных,  не  было
               редкостью.  В  судебных  отчетах  1466  года  среди  других  подробностей  встречается
               любопытный  перечень  издержек  по  делу  Жиле-Сулара  и  его  свиньи,  «казненных  за  их
               злодеяния»  в  Корбейле.  Туда  входят  и  расходы  по  рытью  ямы,  куда  закопали  свинью,  и
               пятьсот вязанок хвороста, взятых в Морсанском порту, три пинты вина и хлеб  – последняя
               трапеза  осужденного,  которую  братски  с  ним  разделил  палач, –  даже  стоимость  прокорма
               свиньи  и присмотр за  ней  в  течение одиннадцати  дней:  восемь  парижских  денье  в  сутки.
               Иногда правосудие заходило еще дальше. Так, по капитуляриям Карла Великого и Людовика
               Благочестивого, устанавливались тягчайшие наказания для огненных призраков, дерзнувших
               появиться в воздухе.
                     Прокурор духовного суда воскликнул:
                     – Если  демон,  который  вселился  в  эту  козу  и  не  поддавался  доселе  никаким
               заклинаниям, собирается и впредь упорствовать в своих зловредных действиях и пугать ими
               суд,  то  мы  предупреждаем  его,  что  будем  вынуждены  требовать  для  него  виселицы  или
               костра!
   160   161   162   163   164   165   166   167   168   169   170