Page 46 - Собор Парижской Богоматери

32
contmentur.
Король Алтынный насупился.
– За кого ты меня принимаешь, приятель? Что ты там болтаешь на арго венгерских
евреев? Я не говорю по-еврейски. Я больше не граблю, я выше этого, я убиваю. Перерезать
горло – да, а срезать кошелек – нет!
Гренгуар силился вставить какие-то оправдания в этот поток слов, которым гнев
придавал все большую отрывистость.
– Простите меня, ваше величество, – бормотал он, – я говорил по-латыни, а не
по-еврейски.
– А я тебе говорю, – с запальчивостью возразил Клопен, – что я не еврей, и прикажу тебя
повесить, отродье синагоги, вместе вот с этим ничтожным иудейским торгашом, который
торчит рядом с тобой и которого я надеюсь вскоре увидеть пригвожденным к прилавку, как
фальшивую монету!
С этими словами он указал пальцем на низенького бородатого венгерского еврея,
который докучал Гренгуару своим facitote caritatem 33 , а теперь, не разумея иного языка,
изумленно взирал на короля Алтынного, не понимая, чем вызвал его гнев.
Наконец, его величество Клопен успокоился.
– Итак, прощелыга, – обратился он к нашему поэту, – ты хочешь стать бродягой?
– Конечно, – ответил поэт.
– Хотеть – этого еще мало, – грубо ответил Клопен. – Хорошими намерениями похлебки
не, сдобришь, с ними разве только в рай попадешь. Но рай и Арго – вещи разные. Чтобы стать
арготинцем, надо доказать, что ты на что-нибудь годен. Вот попробуй, обшарь чучело.
– Я обшарю кого вам будет угодно, – ответил Гренгуар.
Клопен подал знак. Несколько арготинцев вышли из полукруга и вскоре вернулись. Они
притащили два столба с лопатообразными подпорками у основания, которые придавали им
устойчивость, и с поперечным брусом сверху. Все в целом представляло прекрасную
передвижную виселицу, и Гренгуар имел удовольствие видеть, как ее воздвигли перед ним в
мгновение ока. Все в этой виселице было в исправности, даже веревка, грациозно качавшаяся
под перекладиной.
«Зачем они все это мастерят?» – с некоторым беспокойством подумал Гренгуар.
Звон колокольчиков, раздавшийся в эту минуту, положил конец его тревоге. Звенело
чучело, подвешенное бродягами за шею к виселице: это было нечто вроде вороньего пугала,
наряженного в красную одежду и увешанного таким множеством колокольчиков и
бубенчиков, что их хватило бы на украшение упряжки тридцати кастильских мулов.
Некоторое время, пока веревка раскачивалась, колокольчики звенели, затем стали постепенно
затихать и, когда чучело, подчиняясь закону маятника, вытеснившего водяные и песочные
часы, повисло неподвижно, совсем замолкли.
Клопен указал Гренгуару на старую, расшатанную скамью, стоявшую под чучелом:
– Ну, влезай!
– Черт побери! – воспротивился Гренгуар. – Ведь я могу сломать себе шею. Ваша
скамейка хромает, как двустишие Марциала: размер одной ноги у нее – гекзаметр, другой –
пентаметр.
– Влезай! – повторил Клопен.
Гренгуар взобрался на скамью и, пробалансировав, обрел, наконец, равновесие.
– А теперь, – продолжал король Арго, – зацепи правой ногой левое колено и стань на
носок левой ноги.
– Ваше величество! – взмолился Гренгуар. – Вы непременно хотите, чтобы я повредил

32 Философия и философы всеобъемлющи (лат.)

33 Подайте милостыню (лат.)