Page 92 - Собор Парижской Богоматери

умы, а к вам я испытываю особое уважение. Приходите завтра во дворец Турнель и спросите
там аббата Сен-Мартен-де-Тур.
Архидьякон вернулся к себе в келью совершенно ошеломленный; только теперь он
уразумел наконец, кто такой был «кум Туранжо», и вспомнил то место из сборника грамот
монастыря Сен-Мертен-де-Тур, где сказано:
Abbas beati Martini, scilicet rex Franciae, est canonicus de consuetudine et habet parvam
praebendam, quam habet sanctus. Venantius et debet sedere in sede thesaurarii. 72
Утверждают, что с этого времени архидьякон часто беседовал с Людовиком XI, когда его
величество посещал Париж, и что влияние отца Клода тревожило Оливье ле Дена и Жака
Куактье, причем последний по своему обыкновению грубо пенял на это королю.

II. Вот это убьет то

Наши читательницы простят нам, если мы на минуту отвлечемся, чтобы попытаться
разгадать смысл загадочных слов архидьякона: «Вот это убьет то. Книга убьет здание».
На наш взгляд, эта мысль была двойственной. Прежде всего это была мысль священника.
Это был страх духовного лица перед новой силой – книгопечатанием. Это был ужас и
изумление служителя алтаря перед излучающим свет печатным станком Гутенберга.
Церковная кафедра и манускрипт, изустное слово и слово рукописное били тревогу в
смятении перед словом печатным, – так переполошился бы воробей при виде ангела Легиона,
разворачивающего перед ним свои шесть миллионов крыльев. То был вопль пророка, который
уже слышит, как шумит и бурлит освобождающееся человечество, который уже провидит то
время, когда разум пошатнет веру, свободная мысль свергнет с пьедестала религию, когда мир
стряхнет с себя иго Рима. То было предвидение философа, который зрит, как человеческая
мысль, ставшая летучей при помощи печати, уносится, подобно пару, из-под стеклянного
колпака теократии. То был страх воина, следящего за медным тараном и возвещающего:
«Башня рухнет». Это означало, что новая сила сменит старую силу; иными словами –
печатный станок убьет церковь.
Но за этой первой, несомненно, более простой мыслью скрывалась, как необходимое ее
следствие, другая мысль, более новая, менее очевидная, легче опровержимая и тоже
философская. Мысль не только священнослужителя, но ученого и художника. В ней
выражалось предчувствие того, что человеческое мышление, изменив форму, изменит со
временем и средства ее выражения; что господствующая идея каждого поколения будет
начертана уже иным способом, на ином материале; что столь прочная и долговечная каменная
книга уступит место еще более прочной и долговечной книге – бумажной. В этом заключался
второй смысл неопределенного выражения архидьякона. Это означало, что одно искусство
будет вытеснено другим; иными словами, – книгопечатание убьет зодчество.
С сотворения мира и вплоть до XV столетия христианской эры зодчество было великой
книгой человечества, основной формулой, выражавшей человека на всех стадиях его развития
– как существа физического, так и существа духовного.
Когда память первобытных поколений ощутила себя чересчур обремененной, когда груз
воспоминаний рода человеческого стал так тяжел и неопределенен, что простое летучее слово
рисковало утерять его в пути, тогда эти воспоминания были записаны на почве самым
явственным, самым прочным и вместе с тем самым естественным способом. Каждое предание
было запечатлено в памятнике.
Первобытные памятники были простыми каменными глыбами, которых «не касалось
железо», как говорит Моисей. Зодчество возникло так же, как и всякая письменность. Сначала

72 Аббат монастыря блаженного Мартина, то есть король Франции, согласно установлению, считается
каноником и имеет малый приход, принадлежащий церкви святого Венанция, а в капитуле он должен заседать на
месте казначея (лат.)