Page 149 - И жили люди на краю

146
На рассвете ему приснилось бескрайнее поле, на котором то
одуванчики покачивались, то пшеница колыхалась, и в этом было
что-то зловещее; казалось, там ползают гады, и никак их не
обойти. И вдруг побежала по полю Луша, высокая, длинноногая;
белыми коленками сверкает, улыбается, руки раскидывает, чтоб

обнять. И вот налетела на него, обхватила за шею. Ой, какая
холодная! Что это с нею? Никогда такой холодной не была.
Он открыл глаза – на щеку сочно шлёпнулась капля; много
крупных блестящих висело на развёрнутом веером белом
соцветии медвежьей дудки. Ещё недавно, до прихода японцев,
это очень высокое растение воспринимал как диковинку, а сейчас
оно показалось совсем чужим, нерусским. Где-то поблизости
послышалось бормотание не то какой-то птицы, не то человека.
Пётр отпрянул в кусты, подождал: не появится ли кто? Тишина.
Нужно быстрее добраться до усадьбы.
Пошёл по лесистому склону, чтобы никто не заметил с
окраинных улочек или еще откуда, и вдруг чуть не наступил на
руку мертвого дружинника. Оцепенел – среди лиственниц
лежали трупы, исколотые штыками, от них исходил
сладковатый, тошнотворный запах. Вероятно, японцы так
разделались с пленными. А может, искололи ребяток на отдыхе,
спящих.
Взгляд остановился на крупном пожилом мужчине с
простреленным лбом и трижды проколотым животом – рубаха
была сдвинута на грудь будто специально, чтоб грубая плотная
ткань не мешала всаживать штык в тело.
«Его, мужика-то, за чо? – скорбно подумал Пётр. – Оружие,
чо ли, тоже взял, али вел куды дружинников? Одежа целой
осталась». – Он осторожно перешагнул через труп костлявого с
бородкой дружинника, смотревшего в небо застывшими глазами
и, приподняв мужику голову, стянул с него рубаху, затем штаны,
снял и лапти.