Page 147 - И жили люди на краю

144
по-французски; моряки крейсера знали, что он умеет говорить на
двух языках. Японцы засмеялись, покачиваясь на коротких
ногах. Офицер подступил к нему и недоуменно фыркнул: не
понимаю, дескать. Мусатов о чём-то спросил его на другом
языке. Офицер усмехнулся; нёт, непонятно. И загоготал. И все
загоготали. Петру стало ясно: им хочется повеселиться, и вот
глумятся над русским офицером.
Через овальный просвет между еловыми лапами он видел
спокойное мужественное лицо лейтенанта. Скользнув взглядом
по врагам, Мусатов поднял глаза на небо – рассматривал пышное
белое облако, а японцев как будто и нет здесь. Вдруг на поляне
появился отряд всадников, в центре его ехал важный офицер,
возможно, командир полка. Заметив русского, он остановил коня
и что-то резко крикнул. К нему подбежал офицер, который
только что смеялся над Мусатовым, торопливо и громко отдал
рапорт – очевидно, доложил о пленнике. Японский командир
жестом велел, чтоб подвели к нему русского. Когда Мусатова
подтащили к всаднику, тот произнёс:
– Эт-та ваш сейнер «Новик»?
– Да, я служил на нём! – гордо ответил лейтенант.
– Вчера эт-та-а... вы атаковай наш миноносца?
– Да. У нас, сожалею, было мало снарядов.
– Эт-та хоросо. Я знай, и вас маро. Все уходили на норд.
– Да, экипаж берегом ушёл в Александровск.
– Очень хоросо. Мне, извините, труден ваш язык.
– Пожалуйста, можем перейти на английский.
– Хоросо. Но эт-та... занято. Вот вам мой визитко, –
японский командир, нагнувшись, сунул Мусатову в связанные
руки твёрдый лощёный квадратик бумаги. – До встречи эт-та...
Врадимировка.
Японский командир сказал что-то всем на своём языке и
стронул коня, опять оказавшись в центре всадников, и все они