Page 170 - И жили люди на краю

167
– Я здесь.
– Вот что...
Земля вдруг на большом пространстве вздрогнула, словно
её толкнули из глубины, а через мгновение вздрогнул и загудел
воздух, и вот между штабелем дров и бочками лопнул снаряд. И
возле орудий так рвануло, что в ближнем к ним доме из широкого
окна вылетели стёкла. Из дверей один за другим, точно
парашютисты из чрева самолета, посыпались японцы; в этот миг
дом вскинулся в облаке дыма и пыли и рухнул грудой досок и
щепья.
Что-то кричали офицеры, суматошно бегали из стороны в
сторону солдаты; у орудий почему-то все лежали. После новой
серии тяжёлых, страшной силы взрывов, которые разнесли
вдребезги казарму и разбросали орудия, японцы точно
обезумели: кто полез на вал, кто поднял руки над головой;
какой-то солдат побежал по кругу с белым флажком и упал – то
ли свои застрелили, то ли осколок сразил. Третья волна снарядов
прокатилась ещё более жутким смерчем – над перепаханной
землёй, над изуродованными трупами, над корчащимися в крови,
орущими от боли людьми слоисто потянулась едкая гарь.
Оцепенело глядел Ромашов на смерть вражеских солдат;
когда-то мысленно рисуя картины боя, представлял, как станет
уничтожать противника, а теперь не испытывал ни радости, ни
торжества; это оказалось отвратительным. Смотреть
отвратительно, не то, чтобы делать самому – хотел, чтоб скорее
оно кончилось. И понимал: после артобстрела его роте отведена
особая роль: должна ударить с тыла и тем самым принудить
противника сдаться. Ромашов дал команду: короткими
перебежками продвигаться вперёд, к валу.
И словно догадываясь, что рота Ромашова начала
готовиться к броску, чья-то толковая голова распорядилась
перенести огонь в центр опорного пункта. Что там творилось,