Page 214 - И жили люди на краю

211
Смотрю: сынишка шкуру несёт и плачет. Они сожрали, говорит.
Извините за выражение, ваше преосвященство, но всё жрут, даже
змей».
Ким, слабо улыбнувшись, сказал:
– Собачка, это хорошо. Можно бы покушать...
– А я так и не привык. У нас тут полно их бегает. Ладно, я
ведь не про то говорил, – спохватился Гурей и продолжил: – Я не
заметил, как из-за сопок поднялась огромная туча, блеснула
молния и громыхнул гром на десять вёрст окрест. Дождь окатил
меня и в сторону отошёл. И подумал я о том коне: мол, гроза ещё
пуще его испугала и, быть может, несчастный, вконец запутался,
сгинет.
Воротился я с целым возом соли – на подъёмах помогал
лошади тащить телегу; тестев знакомый купец не от щедрости
столько дал – с горя. «Пусть хоть своим достанется, – сказал он. –
Передай, что возвращаюсь в Россию, может, нищим стану, но на
родине...» Слова его, Кимушка, свинцом на душу легли, хотелось
прилипнуть к нему и взаправду жениться на его дочке-дурочке,
но не мог я бросить Лушу с сыном, хотя дома меня, возможно,
ждали японские солдаты...
Старик твёрдыми шершавыми пальцами размял погасший
окурок – обгорелая махра высыпалась на землю; посмотрел на
пышные белые облака, как бы окружившие солнце, и зевнул.
– Слабым я стал, и ночью плохо сплю. Теперь днём ложусь.
Давай полежим?
Он тяжело поднялся, запьяневший.
– Гурея, и никто не узнал? – спросил Ким; его удивило, что
хозяин дома вдруг собрался спать. Кореец тоже встал, не зная
оставаться тут дальше или уйти в лес.
– Никто, – коротко сказал Гурей, входя в дом. Киму
показалось: старик ни о чём больше не хочет рассказывать, но
тот, опускаясь на стул, опять заговорил: