Page 216 - И жили люди на краю

213
Тоёхару и в их руках окажутся документы, тогда не простят,
тогда – расстреляют.
Но ведь всё может и сгореть? Да, то помещение, в котором
давали ему последние советы, может сгореть дотла. Но сейф?..
Вот угодила бы в него бомба. Разорвала бы металл, и все бумаги
из него развеяло бы пламенем, спалило. Исчезла бы его прошлая
жизнь; пусть исчезнет – будет только рад. И не надо заходить
сюда...
Он потёр ладонью лоб и, как бы вспомнив, что хотел
сделать, пошёл от здания к узкой, изрытой ручьями улочке, по
которой, если подняться вверх, затем свернуть к лесу, добредёшь
до кладбища. Что ж, коли кто обратил на него внимание, сейчас
поймёт: он расстроен, у него горе. Надо, значит, направиться к
могилам. Исподлобья кинул взгляд на здание – из окна второго
этажа наблюдал за ним широколицый с залысинами мужчина.
Он, показалось, усмехнулся: дескать, чего мечешься, давно о тебе
всё знаем и ждём, когда сам придёшь. «Знаете? – спросил
мысленно Смолин. – Так арестуйте...»
Сутулясь, он шагал по улочке. Нет, им не удастся его взять.
Бомба разорвёт сейф, и ни одного документа не останется. Ммм –
опять? Одни и те же мысли в сотый раз. Словно рыбы в глубоком
сачке, измятые, теряющие чешую, но всё равно рвущиеся на
волю. А выхода нет. И сверху смотрит рыбак – неторопливый,
спокойный.
Смолин развернулся: хватит кружить. Решил же утром.
Поэтому и на работу не пошёл. Чего же теперь по кладбищу
гулять? Развернулся к зданию, застегнул пиджак, пальцем
разгладил жёсткие усы и решительно вошёл под тяжёлый навес;
входная дверь была приоткрыта, толкнул её и увидел небольшой
голый стол, тумбочку и возле неё – молоденького с острым
подбородком красноармейца.
– Разрешите зайти? – сказал Смолин.