Page 221 - И жили люди на краю
P. 221
218
Ударился обо что-то плечом и, наверное, с минуту лежал как в
глубоком подвале – ни звука, но чувствовал: кто-то есть рядом.
Он спросил, кто тут и чего от него надо? С двух сторон
включились лампы под матовым стеклом, и рассеялся жидкий
блеклый свет, из которого проступил плосколицый с усиками
японец; он сидел на матрасике, скрестив ноги. Движением
широкого подбородка пригласил Ивана на такой же дзабутон.
(Смолин уточнил, что в то время был Филиппом, но называть
себя всё-таки станет Иваном – привык да и японец при первой же
встрече дал ему новое имя).
Японца звали Масуда. На русском языке он наставительно
объяснил, что Иван мог бы показать свой ум, если б вышел из
экипажа на перекрёстке, прогулялся, оглядывая сосны, и только
после этого зашёл сюда. То же самое и также наставительно он
проговорил по-японски. Затем Масуда спрашивал о жене, о
детях, об отце и матери, о дождях, выпадающих на дорогу,
которую так долго строят. При этом начало фразы произносил на
одном языке, конец – на другом. И отвечать Ивану приходилось
то на японском, то на русском. Вдруг Масуда сказал, что Иван
плохо знает оба языка. Русскому Ивана подучат, а японский
пусть сам осваивает.
Маленький угодливый человечек неслышно вывернулся из
полумрака, что-то положил на столик рядом с Масудой и исчез.
Масуда долго молчал, глядя в темноту, как будто ждал, когда
угодливый человечек пройдёт через все комнаты и покинет дом.
Наконец уставился на Ивана ледяными, жгучими глазами и
монотонно-певуче сказал, что это их встреча – первая, и она
может оказаться последней, всё зависит от того, через какую
дверь Иван выйдет. Если через ту, – показал Масуда направо, – то
встретит невежливых, задиристых молодых людей. Эти люди
слышали, что когда японская армия воткнулась в Россию, как
штык, аж до сибирских земель, в её рядах попадались