Page 224 - И жили люди на краю

221
сказал Иван, как о чем-то совершенно неважном. – Разным
новым словам учил: «комсомол», «профсоюз», «стахановцы»,
«пионеры». Учили меня и фотографировать, и обороняться, то
есть как пистолет выбить, нож отобрать. Ну и как самому
напасть. А через полгода меня передали врачу. Узколобый и
тонкогубый, он положил меня на стол, привязал и давай
хихикать, потешаться: чем-то воняет от моего тела, а пуп прямо
как задница у курицы, ну а ноги… Вот и всадил в левую три
укола и принялся резать. Я орал, крыл его матами-перематами, а
он как будто перестал слышать, резал и тихо пел тягучую и
сладкую, точно ликёр, песню о том, как поехал из города, чтоб
посмотреть на вулкан, посмотрел и встретил девушку, которая
тоже любовалась вулканом, и обратно пошли вместе. Больше
часа он пел про любовь и ковырялся в моей ноге, где-то в
щиколотке. Всё это время я пытался разорвать ремни, которыми
дал себя по глупости опутать, но разорвать их не смог да и
навалились на меня аж четверо. Пришёл Масуда и сказал, что я
зря волнуюсь: операция заканчивается удачно, немного полежу и
встану, нога, правда, будет чуть вывернута в сторону, но это не
опасно, так надо, чтобы в Красную армию не взяли.
Иван еще попросил закурить. Лейтенант небрежно
протянул папиросу, щёлкнул зажигалкой, проговорив:
– Давай короче.
– Это можно. Нога зажила, я стал ходить, прихрамывая, и
вскоре меня повезли. Двое были со мною, как слуги. На всём
готовеньком жил. Но дорога!.. Сейчас вспоминать тошно, а тогда
в шторм приплыли ночью в какой-то японский порт. Меня в
закрытом экипаже привезли в домик возле леса; лил дождь, я два
дня не выходил на улицу – скука, хорошо, что изредка давали
сакэ; на третий, тоже ночью, усадили в экипаж, привезли в тот же
порт, и на другом пароходе доплыли до Китая. Там – господи! –
на чём только не довелось ехать! И пешком чёрт знает сколько