Page 249 - И жили люди на краю

246
могли примириться с тем, что внизу везде люди. Но если б сюда
проник разведчик противника, он, напрягая зрение и слух,
немного бы увидел и услышал: солдаты, скучившись, молчали,
лишь порой кто-нибудь вздыхал или сдавленно-тяжко ронял
фразу, на которую, никто не отвечал – делали вид, что спят.
«В самый раз провести собрание, – иронично подумал
Ромашов. – И найдутся же, скажут, что, не колеблясь, готовы
отдать свои жизни. Чепуха! Все мы колеблемся. Никто не хочет
навсегда зарыться носом в бурьян. И слава не нужна. Живым бы
остаться – для детей, вот главное».
– А? Кто тут? – слабо спросил Игнат Игнатьевич.
– Это я. Спите.
– Хватит уж. Я с лекциями прибыл, – пробормотал Игнат
Игнатьевич и затих; он перебарывал сон, пытаясь сесть, но вроде
подвернулась рука – упал затылком на вещмешок, повернулся на
бок, что-то бормотнул и засопел; при лунном свете он показался
Ромашову очень старым, прямо-таки древним – сидел бы дома да
почитывал книжки, а его понесло, как будто здесь без него
некому языком болтать. Или действительно искренне убеждён:
должен быть на переднем крае, приносить пользу? Пожалуй, так.
Смысл его жизни, вернее, её остатка – состоит в этом.
Стало жалко старика, изнурившего себя бездорожьем,
больного – наверняка ноет печень, а морщинистая сухая кожа
руки, лежащей на припухлом животе, и костляво выпиравшее из
пиджака плечо только увеличивали впечатление его дряхлости.
На что он решился, отчаянная голова? Может ведь и выпасть из
этого наступательного потока, как стреляная гильза.
«Что бы завтра не случилось, а поспать надо», – подумал
Ромашов и лёг с тестем.
Долго не шёл сон и, казалось, уже не уснуть, но не заметил,
как забылся; растолкал его Игнат Игнатьевич.
– Вставай. Все вокруг не спят, как перед боем.