Page 251 - И жили люди на краю

248
болван в офицерских погонах. Я не понял, чем там кончилось –
солдат уклонился от ответа. И офицер, что передал мне
пополнение, как-то не внятно мямлил. Ну а люди видели
бессмысленную смерть. Осознали, что... ни гроша не стоят. Это
ли не чудовищное упоение командира властью?..
– Михаил! – воскликнул Игнат Игнатьевич. И зашептал: – Я
не могу!.. – у него перехватило дыхание, и в этот миг, не зная, что
сказать, он подумал: «Костерит, как мы костерили царских
офицеров в русско-японскую. Но теперь иное время. Идем
победным маршем, а ошибки, конечно, могут быть...» Он
продолжил вслух:
– Ты, Михаил, понимаешь, что не чужой мне, и у меня не
хватит сил сказать о твоем мировоззрении. Но если меня спросят
о тебе?.. Я думаю, Михаил, ты не имеешь права вести людей в
бой с таким настроением.
– А вы знаете об истинном настроении солдат?
– Знаю! Они идут в бой не с такими мыслями!
– Чепуха! Вчера случайно подслушал... Трое с материка,
представьте, не могли уразуметь «на хрена нам эта земля, вся из
каменюки, глины да болотины?»
– Ну это совсем!.. За это, знаешь?
– Никого не подозревайте. И они, и я... это мы любим
родину, а не вы.
– Что-о? – вскочил Игнат Игнатьевич и схватился за
поясницу, застонав: – О-о... Всё, я не хочу тебя видеть! Я ухожу!
Дай кого-нибудь, чтоб проводил.
– Люди отдыхают. Скоро посветлеет и пойдёте, – сказал
Ромашов, а в следующее мгновение ругнул себя за
отчужденно-грубоватое отношение к тестю. Но как смягчить их
встречу, выказать старику хоть немного внимания, он не знал.
Точнее, не мог переломить себя.
Игнат Игнатьевич надел фуражку, сунул под мышку мятый