Page 312 - И жили люди на краю

309
после недолгой паузы он тихо проговорил:
– Если командир спрашивает про локомотив... он стоит у
конца этой дороги, но я ничего не знаю...
– Уж своему командиру, я думаю, знаешь, что соврать,
– сказал Ромашов. – Иди.
За кустом телефонист бормотал, как запьяневший:
– «Десятый». «Десятый». Где ты, «Десятый»? Я «Кедрач».
Ромашов скользнул взглядом по лежащей вдоль дороги
роте: кто ещё жевал, кто уже храпел – все мятые, грязные, не
бритые; чуть в стороне сидел грустный, осунувшийся Плетнёв.
Он уже дважды обращался к нему, Ромашову: нет ли сведений об
Агапове? Нет, и числится он как без вести пропавший.
– Подъем! – громко скомандовал Ромашов. – И этих...
поднимайте! Двинулись немного быстрее; ротный с группой
автоматчиков шёл впереди колонны и слышал, как время от
времени короткими фразами перебрасывались пленные;
казалось, о чём-то договариваются или чего-то ждут. Неужели
надеются, что свои из засады полоснут выстрелами по передним
русским, а задние, что за колонной, замешкаются: в кого стрелять
в тех, кто в засаде, или по разбегающимся пленным? Наверное,
он делает что-то не так. Не там идёт. Хотя... какая-то странная
месть шевельнулась в нем: ведь ждёт его смерти особист. Если
она неминуема, то примет её вместо какого-нибудь солдата.
Неожиданно на зелёной канве леса проступило серым
пятном, как лишайник, неказистое здание – над крышей его
красным языком висел флаг.
– Подтянись! – крикнул Ромашов и, отступив к обочине,
остановился, пропуская колонну пленных.
Хабуяси вышагивал в центре, охраняемый со всех сторон;
как вывернулся из колонны капрал, Ромашов не видел, он
заметил лишь взблеск вскинутого тесака и, инстинктивно
отпрянув назад, заслонился рукой – в то же мгновение её точно