Page 313 - И жили люди на краю

310
обожгло кипятком от кисти до локтя; палец другой руки надавил
на курок автомата, и капрал не успел вновь замахнуться – пули
пролетели через его грудь; у японца снова отвисла маленькая
пухлая губа, и он рухнул в ноги Ромашова. Из колонны на
обочину вывалились ещё два солдата, а колонна пошла дальше
размеренно-тяжело, безразлично, как будто ничего не случилось.
Командира обступили красноармейцы; расталкивая их, к
ротному пробилась санинструктор Гилязова. В какой-то момент
у Ромашова помутнело в глазах, а к горлу подступила тошнота;
быть может, несколько мгновений он был в полусознании, и в это
время его положили на носилки. Когда понесли, он рассерженно
сказал:
– Отставить! Опустите, говорю!..
– Спокойно, товарищ старший лейтенант, – проговорила
санинструктор.
– Вену не задело. Но рана плохая, крови много... Так что
лежите, сейчас я над вами командир.
Ромашов услышал смех; это был дружелюбный, как бы
облегчающий душу смех. Почувствовал: ребята довольны, что
рана у него неопасная, и они одобрительно относятся к тому, что
на ротного покрикивает санинструкторша. А рана горела, и
Ромашов подумал: не смазан ли тесак каким-нибудь ядом? Тогда
йод не поможет, зря старается Гилязова.
Рота, остановившись, приказала пленным сесть. Зурабов с
солдатами пошёл между ними, требуя чтоб сдали припрятанное
оружие. Те сидели, опустив головы, точно подставив шеи под
удар меча. Только полковник стоял, надменный, с презрительно
оттопыренными губами.
– Ах ты, идол самурайский! – выругался Зурабов.
Ромашов не видел, как от серого зданьица к ним рванулся
танк. И побежали люди. Он услышал гул и спросил;
– Чей?