Page 316 - И жили люди на краю

313
распорядился, чтобы Хабуяси вывели из толпы пленных и
держали возле танка на брёвнышке – пусть посидит, помечтает;
для охраны выделил пятерых; на всякий случай велел обыскать
полковника – если не оружие, то какую-нибудь отраву мог
припрятать. У Хабуяси действительно оказались таблетки, не
хотел отдавать, кехая: мол, от кашля. Не поверили. Забрали.
Шум, неумолчно летевший над станцией, вдруг пропороли
две очереди
– Ну-ка узнай, что там? – сказал связному Ромашов.
Тот вернулся с удручённым выражением на лице; видел
трёх убитых и одного раненого – стрелял не враг, а свой,
ефрейтор Протасов, с которым те служили целый год и сюда
пришли от границы. Здесь, у колес платформы, они черпали из
ведра сакэ и шутили над ефрейтором. В последнем бою он таскал
на себе японца. Японец с ножом бросился на него сзади, но
ефрейтор успел нагнуться, с подныром под врага, схватил его за
руку, в которой был нож, и в растерянности не зная, что дальше
делать с японцем, понёс его кругами на себе, как необъезженный
конь, а ездок крепко обжал грудь противника кривыми ножками
и давил руку с ножом вниз, к животу ефрейтора. Ефрейтор бы
запарился, сдох бы под седоком, если б не оглушили того
прикладом. И вот ребята смеялись и опустошали ведро. А
ефрейтору, порядком окосевшему, брызнула в голову дурь
обиды, вскочил и – из автомата. И удрал в тайгу.
Ромашов заметил, что Хабуяси скептически усмехнулся.
Неужели всё понял? Тогда он тут вообще наслушается...
На какое-то время ротный уснул, подперев голову рукой; со
стороны могло казаться, что он сидит под деревом, задумавшись,
а чтоб солнце не слепило глаза, сдвинул фуражку козырьком на
нос; растолкал его один из солдат, охранявших японского
полковника.
– Вставайте. Кажись, важное начальство прикатило.