Page 439 - И жили люди на краю

436
фабрике что творилось? Ручеёк рекою стал, рулоны катил, как
пустые бочки. Солдата унёс. Зимою тут, говорят, ещё большая
жуть. И жили ведь как-то и японцы, и старик Гурей с другими
немногими русскими, и вот – поляк. Этого-то как сюда
затащило?
* * *
Адаму Войславу в этот день исполнилось пятьдесят лет.
Проснулся он – но старой привычке – рано; когда из-за моря
высунулась огненно-рыжая макушка солнца, у него уже был
испечён хлеб. Жена его Иоанна, за последний год ссутулившаяся
и похудевшая, – какая-то хворь завелась в ней, японский лекарь
не мог определить – молодой, мало знаний; хотел Адам
пригласить из Тоёхары профессора, но как его в теперешнее
неверное время найдёшь?, – Иоанна молча заворачивала каждую
булку в чистую хрустящую бумагу и укладывала в просторную
сумку. Хлеб румяный, пышный; кто только не удивлялся тому,
что он долго не черствеет. Один усатенький важный офицер
целую неделю хранил булку, после попробовал – она свежая.
Допытывался, каким образом получается такой хлеб? Мол, в
России бывал, там много всякого хлеба, но такого не пробовал.
Что ему мог ответить Адам? А так, разной чепухи наговорил.
Секрет нельзя раскрывать – он был и останется при нём.
Этим же – смешно – интересовался и околоточный.
Нудный человечек с клейкими глазками. Сколько уж исписал он
бумаги, сообщая в полицию о любом его шаге! Впрочем, Адам не
обращает на это внимания, поскольку привык к слежке за собою.
Но полиция не только наблюдает за ним, а и сама нуждается в его
услугах. Десять лет и зим носит он – по указанию – то зелёную
фуражку, то зелёную шапку. Сперва он разозлился: зачем ему
такой попугайский наряд. Он торговец, ему дано разрешение...
Однако плотный, с тяжёлым взглядом господин посоветовал
успокоиться, а затем сказал, что полиция тоже очень хочет, чтоб