Page 443 - И жили люди на краю

440
пассажиров. Значит, пока придётся носить старое. Он
перекрестился, накинул на плечо ремень глубокой большой
сумки с хлебом и вышел из дома.
Высокий, крепко сбитый, сереброусый, с пушистыми
чёрными бровями, из-под которых приветливо светилась мягкая
зелень глаз, он неспешно прошёл, кланяясь, мимо сидевших на
скамейке офицеров, мимо солдат, уловил за спиной ехидный
смешок. «Это что за чучело?» Слегка тревожа пыль плоскими
сандалиями вдоль дощатого пастила, он замкнул круг и вот уже
повторно – мимо офицеров.
– Панове командиры, не пожелаете ли купить хлеба?
Лучший хлеб на Карафуто. Такого не едали ни японский
император, ни российский царь. Попробуйте! Останетесь
довольны и придёте снова!..
– Почём? – щёлкнул вопрос, как бич.
Адам вдруг стушевался; вчера не раз путался в новых
деньгах, брал их недоверчиво, у солдата, что похвалил его хлеб,
спросил:
– Уважаемый иенами можешь?..
Тот рассмеялся.
– Чудак-человек, я их в руках не держал. Видел лишь
какую-то монетку с дырочкой.
И сейчас Адам не знал, как начать торговаться.
– Двадцать, – запросил он.
– Вот шкура! – сказал кто-то на соседней скамейке.
Однако офицер, который первым поинтересовался его
хлебом, проговорил спокойно-вежливо:
– Дороговато. В Тоёхаре вот такая бутылка сакэ, – офицер
навесил руку над скамейкой, почти на уровне плеча.
– Четырнадцать рублей. Бутылка виски – девять рублей тридцать
четыре копейки. Так что, даю червонец. Хватит!
Томительно протянулись два часа. Поезд не показывался.