Page 44 - И жили люди на краю

41
прочим, что-то не так...»
– Ты им про это сообщи. А я после побеседую.
Ромашов кивнул: разумеется, солдаты услышат от него то,
что он слышал от комбата пять минут назад. Произнесёт
решительно и горячо. И неважно, что у него на сердце.
Из блиндажа, в котором он провёл ночь, выглядывали
бойцы. Похоже, они уже всё знали – кто-то принес им весть о
войне раньше его. И тут он заметил старшину Евграфова;
запахиваясь в плащ-палатку, тот уходил по траншее.
«Теперь уж не заменят его...» – мелькнула мысль в голове
Ромашова. Давно не лежала душа к этому человеку, не верил ему
ни в чём, но не было повода попросить командование: уберите
старшину... А на той неделе комбат получил письмо от сельских
жителей. Они возмущались тем, что Евграфов, обменяв
поношенные офицерские сапоги на литр самогона, «нечестно
прихватил трёхмесячного поросёнка». Евграфова из роты увели.
Все понимали: старшиною ему не быть. Однако на четвёртый
день утром комбат, ничего Ромашову не объясняя, сказал: пусть
служит Евграфов. И тот вернулся в роту под вечер, тихий,
затаённый. А Ромашов кипел: какому же начальству так сильно
угодил старшина?
Командир роты подходил к своим солдатам. Он знал, что
им скажет. Но не знал, когда поведёт их в бой – через час, в
полдень ли, ночью? И что с кем будет – тоже не знал. Он не
пророк. Одно только ясно: все они уже на войне.

О ЧЕМ ГОВОРЯТ В БАНЕ?

Гурей едва доплёлся до дома Георгия и Дарьи, постучал в
дверь. Открыл хозяин, затучнелый, широкогрудый, с
одутловато-землистым лицом.