Page 46 - И жили люди на краю

43
облаке. Оно до того нетерпимо жгло, что Гурей зашевелился и
понял: нет, не спит, всё наяву. Хорошо-то как, но дышать
затруднительно. Открыл рот и ощутил: крепко обожгло горло,
будто хлебнул кипятку. В это время из пара проступил Георгий,
потряхивая веником.
– Берёзовый, чо ли?
– А какой же тебе?
– Мене дубовый ба. От сердца.
– Ишь ты!..
– И ишо ба крапивным по ногам да по заднице. От
ревматизму.
– Будь этому рад. Скоро не только веника берёзового –
креста, скажут, не заслужил.
– Пошто так? Могилку-то надобно обозначить.
– Сравняют. Чтоб ни волоска, ни пуговицы от нас не
осталось, – сумрачно сказал Георгий; плотным жарким веником
зашуршал по телу старика, часто и легонько постёгивая и гоня
жар по коже. Старик охал, стонал, ворочался. Наконец крикнул:
– Отчепись! Духу нету!
Георгий швырнул веник на пол, опустился на скамейку,
погрузив лицо в широкие ладони. Гурей слез с полка, сел рядом.
– Ты чо? – спросил с тревогой.
– Умер я, понимаешь?.. Но я жил. И в душе моей жило и
высокое, и святое, и благородное. И вдруг они с революцией
вломились!.. Хаос и кровь – вот что осталось позади этой силы,
рвущейся к захвату всего. Что я мог? Я ушёл с офицерами...
Гурей вспомнил: в сумерках возвращался с рыбалки и
услышал бряканье бубенцов. Две лошади вывезли из леса экипаж
с кожаным верхом. Он остановился возле избы, которую
построил купец Фёдоров, когда у него хорошо шли дела:
торговал собольими и оленьими шкурами, рыболовными
снастями, салом, яйцами, целебными травами и кореньями,