Page 453 - И жили люди на краю

450
Мама о себе не говорила, расспрашивала сына, как он жил
все эти долгие годы. Он старался рассказывать весело, желая
выглядеть счастливо-беззаботным. Мама часто просила
повторить то, что он сказал. Он повторял и чувствовал: мама
опять не понимает многих слов и, горько сжимая губы,
покачивает головой. Вдруг она поинтересовалась: ясна ли Адаму
чужая речь.
– Да, я хорошо говорю по-японски, – ответил Адам, и ему
стало стыдно, что забыл родной язык. – Прости, мама. С тобой я
могу только по-русски. Почти все живущие на острове поляки
говорят по-русски. Ты плохо знаешь и этот язык, но ничего, мы
разговоримся, я вспомню свой... мы поймём друг друга.
Ночью прибыли на токийский вокзал; здесь, как и в поезде,
только они были белые. На них пялились с любопытством, точно
на диковинных людей. Но, кроме любопытства, ощущалась и
отчуждённость. Это как у чаек: живут на скалах, до единой
одинаковые, откладывают яйца, ловят рыбу, галдят о чём-то,
ссорятся, мирятся, любятся, – словом, все свои. Выпусти к ним
чайку такую же, но с другого побережья, и она окажется
одинокой, чужой, ей не понять их крик, а им – её.
Адам обратился к щупленькому юноше в круглых,
колёсиками, очках в жидкой оправе:
– Извините... плохо читаю. Не могли бы вы меня
ознакомить с расписанием поездов и пароходов на Карафуто?
– Карафуто? – повторил юноша. – О, я так мечтаю побывать
там. Это – край империи. Там не очень опасно?
– Да нет. Приезжайте. Лучше летом, конечно.
– Спасибо, – учтиво сказал юноша. – Та-ак... Вот оно. У вас
есть, куда записать?
Адам вынул из кармана блокнотик и карандаш.
– Из Токио поезд отходит в 14.35. Утром в 6.20 будете в
порту Аомори. В 7.10 отплывает пароход на Хоккайдо. Там вы