Page 457 - И жили люди на краю

454
льдине ли или на щепотке суши могут очутиться рядом заяц и
лиса, волк и косуля. И сильный не удушит слабого – всех
объединила одна беда. А тут в смертный час люди так и остались
врагами. Конвоиры стреляли в заключённых, и те, несчастные,
гибли от пуль, панической давки, холода, безумели от страха...
Тайфун трое суток остервенело метал вороха снега. Время,
казалось, лежало недвижно, пластом, как тяжелобольной, не
верящий в выздоровление. Но на четвёртый день сверкнуло
солнце, и появилась надежда стронуться с места; дальше время
понеслось быстро, словно поторапливаемое пассажирами, и
пароход заспешил, кромсая носом густые зелёные волны.
В Отомари от трапа парохода до самого вокзала люди шли
друг за другом гуськом по тропе, глубоко умятой в рыхлых
сугробах. Поезд двинулся за снегоочистителем; посередине
вагона пыхтела печка; сын с матерью сидели вблизи неё и
запарились. В Тоёхару прибыли с небольшим опозданием. На
привокзальной площади на столбах тускло светили фонари; у
своих двуколок с верхом пассажиров ждали рикши с маленькими
фонариками в руках.
– Такой транспорт не годится... – сказал Адам матери и
побежал к автомобилю, чёрно-гладкому, лакированному, точно
шкатулка для дамских безделушек. – Довезите до Сираура,
– попросил толстенького круглолицего водителя.
– Далеко. Не доедем по снегу, – убедительно произнёс
водитель.
– Доедем. Я знакомого встретил, и он сказал, что дальше, за
Тоёхарой, не сильно мело. И я хорошо заплачу.
Водитель после задумчивого молчания – при этом он
пальцем потирал приплюснутый нос – согласился.
Ехали тихо и трудно; дорога днём была расчищена, но не
настолько, чтобы по ней бегали легковые; колёса раз за разом
зарывались в снег. Адам брал лопату, отрывал их. Мама,