Page 51 - И жили люди на краю

48
обдирающий горло. Георгий сидел, прикрыв глаза, как будто
засыпал. Гурей, откашлявшись, сплюнул в угол, буркнул, что
здесь, на полу, застыть можно и взобрался на полок; оттуда
позвал:
– Ты чо? Уснул?
– Нет ещё.
– Сказывать дальше-то?
– Ты ведь про баб обещал, – Георгий залез к старику на
полок. Гурей опять заговорил:
– Ихний пароход как раз подошёл. По трапу спустились
охфицеры, чиновники, переселенцы с детишками. И вижу:
спускаются девицы, чудно причесанные, в шелковых кимано, в
ярких поясах. И, странность, лица у всех белые, прямь белей
европейских. Знамо, чем-то намазались, и глазками
шиколадными лупают, и губами маленькими лыбятся, и бедрами
точеными играют. Куколки! Ей-бог, есть таки куколки, сами на
руки просются.
– И ты протянул руки? – фыркнул Георгий.
– Погодь, не торопсь. Я враз понял, чо енто за девицы и
пошто их сюды привезли. Но у меня в ту минуту глаза слезою
застлало, Я узрел трубу от нашего крейсера. Лежала она,
несчастная, наскрозь пробитая, покорёженная, лежала подле
кучи угля. А левей от её шлюпка наша стояла, зачуханная до
стыдобы. И двое мужичков ихних на ей сидели. Заметили девиц,
вскочили. А мне в грудь, чо в дверь, стукает кулачком куколка, и
глаза её и говорят: отродясь не видала такова большого мужика.
Антерес у её возник. А я чо? Меня тож словно чёрт за чой-то
дёрнул. А дай, подумал я, отомщу за енти поганые открытки, и
зато, как переиначили наш крейсер...
– Сильно отомстил? – засмеялся Георгий.
– От души! – важно сказал старик. – На сопку она меня
увела, и месть моя до страшной темноты продолжалась, – он