Page 681 - И жили люди на краю

678
плотной, молочного цвета бумагой; тоже шёл дождь, и было
сумрачно и прохладно. «Здесь, наверное, одни военные, – с
содроганием подумала Ён Дя. – И не встретить человека,
жилья...»
Дождь то ослабевал – белесо сеялся, то усиливался,
раскачивался под ветром, а Ён Дя шла и шла; лишь к полудню,
заплетаясь ногами, стала задерживаться у кустов черники,
смородины, склонялась над брусникой и горстями ела мокрые
сочные ягоды, и чем больше жевала, тем, казалось ей, внутри
делалось теплей. Вечером, измотанная, заползла под широкую
ель, к сухому смолистому стволу, прижалась и сразу уснула;
просыпалась от холода, кашляла и снова засыпала. Второй
рассвет тоже не блеснул солнцем. Пошла дальше – тело так
въедливо холодила одежда, что хотелось стянуть её. Временами
дождь прекращался – ветер взлохмачивал, ворошил тучи и вроде
вот-вот должен был прорвать, но лишь добирался до их нового
чёрного слоя, из которого обрушивался дождь. И этот день
протянулся в ходьбе. И следующий. В сумерках вышла к
железнодорожной насыпи и затаилась за деревом, боясь, что её
могут заметить люди. Было мертвенно тихо – дождь кончился, и
пресно пахла глинистая земля. За насыпью на фоне матового
ровного моря выделялись тёмными плитами скаты крыш. Ни
огонька. Почему же люди сидят без света?
Долго стояла Ён Дя. Совсем уже стемнело. Что ж это за
дома такие, неужели в них никто не живёт? Она отважилась
перебежать через насыпь, через грязную дорогу и приблизилась к
крайнему жилью. Неслышно прошла под окнами; двери в
сарайчик были открыты, перед ними валялись корзины, плуг, ещё
что-то – не разглядеть; за сарайчиком стояла, словно в дрёме,
густая картофельная ботва. «Может, здесь уже была война, и все
убиты?» – в ознобе подумала и кашлянула; зажала руками рот, но
кашель опять вырвался. Присела, дрожа, – сейчас выйдут