Page 692 - И жили люди на краю

689
на себя этот новый человек. Пока нужен, всё хорошо, а
свалишься?..
– Замолчи! Ты как... Как ты не поймёшь: я не принадлежу
себе. Может, и свалюсь. На такой дороге не без потерь.
Вспомнив эту короткую перепалку с женой, Катков неловко
слепил пельмень – из прорванного липкого теста фигою вылез
фарш. Дмитрий Иванович незаметно швырнул неудачный
пельмень в мусорное ведро. Подумал: «Стоит сказать, что моя
главная роль кончается, и теперь, вероятно, дадут
второстепенную или того меньше, и услышу её победный глас:
«А я о чём говорила! Старался, из кожи лез. Сколько здоровья
угробил, а в результате... ну, что в результате?»
Нет, он не лез из кожи. Он не делал карьеры. Работал с
азартом, с упоением, работал до изнеможения – для людей. Этого
не понять ни мерзавцам, ни ворам, ни ленивой пьяни, – всем
берущим с чужого стола, живущим тем, что произвели другие.
Но жаль, что порой самые близкие люди не желают понимать его
стараний. Разумеется, это иное непонимание, Точнее выражаясь,
тревога, боязнь. Однажды он уже всех напугал – внезапно
потемнело в глазах, и грудь сдавило так, словно машиной к стене
прижало. Сознание к нему вернулось в додже, летящем в
госпиталь.
Он приказал, чтоб повернули назад, домой. Его не
послушали, и Дмитрию Ивановичу пришлось две недели
проваляться на койке.
После жена и тёща постоянно зудели, мол, плохо
выглядишь, смотри, опять свалишься, надо хоть по вечерам
отдыхать. Но он работал допоздна, часто до полуночи, и
чувствовал себя нормально. Всё больше возникало приятных
минут и даже часов, когда по телу легко разливалась радость.
Волшебно-чудодейственная, она рождалась оттого, что построен
барак, и в него из землянок переселились двенадцать