Page 708 - И жили люди на краю

705
хорошего ей не предвещает. Вадим ни разу не навестил её здесь
– приходила каждый день мама, и вдруг приехал забирать её с
девочками как любящий муж. Улыбающийся и весёлый, он взял
одну на руки, понёс. Надежде показалось, что Вадим очень хочет,
чтоб его видели люди. А садясь в машину, она подумала:
«Может, перебесился, перегорел дурью? Я виновата, только я, а
эти крошечки-то ни при чём»
Вадим же считал: и в городе, и во всех окрестных сёлах до
единого мужика, и бабы, и даже пацанва знают, что у его жены
родились близняшки от предателя, японского шпиона. Иные
открыто ухмылялись и ждали, что он, Евграфов, предпримет.
Бабы, конечно, везде шушукаются. И белохалатные
роддомовские вон какими взглядами проводили! Это плохо. Он
словно под прицелом. Повседневно, ежечасно. И найдутся такие,
которые, если что случится с ромашовскими выродками, тут же
обвинят Вадима: мол, расправился, загубил. Вот ситуация, чёрт
их дери! И, пожалуй, Машенька, эта дурочка, что охотно
обвивала его шею там, у Валерьянова, при недавней
неожиданной встрече на улице подсказала вполне разумное: «Да
отдай их в приют». А что, действительно, они не только не его, а
ещё и дети государственного преступника. Почему же он должен
выкармливать и воспитывать новых врагов? Пусть их забирают в
детдом или ещё куда, и там что хотят, то и делают с ними.
Дома Евграфов бывал мало – по вечерам да в воскресенье, а
в метельные дни оставался ночевать в воинской части – не хотел
месить ногами снег от города до Михайловки и обратно, – но
когда приходил, вёл себя грубо, раздражённо; присутствие
девочек было равносильно тому, как если бы у него отняли дом,
но пока разрешили его посещать и кое-что делать. Теперь в давно
обжитых комнатах трудно дышалось и часто болела голова, хотя
они словно понимали, что находятся у чужого дяди и почти не
плакали ни днём, ни ночью, так, вякнет какая, когда обмочит