Page 744 - И жили люди на краю
P. 744
741
знает, что теперь делать. Ему и необычно хорошо, и в то же время
беспокойно и жутко.
– Миш, ты о чём думаешь? – в голосе Надежды он ощутил
сердечную порывистость: вероятно, и она хотела разобраться, в
чём разбирался он сам.
– Я дышу. А ты о чём?..
– Я стараюсь не думать. У меня отдых. Я бы ехала и ехала.
Да, и он шёл бы и шёл. И даже сбавил шаг, словно пытаясь
задержать время, в котором впереди его ждала лишь тревожная
неизвестность. После полудня, когда потеплело, они долго
сидели на санях, прислонясь друг к другу и глядя на маленький
костерок на снегу, – Михаил развёл его, чтобы подогреть пищу,
что приготовила Надежда там, в избушке. Поев, ломал тонкие
веточки, подкладывал в огонь – костерок, покачивая пламенем и
дымя, оседал глубже в снег; сверху в пламя скатывались комья,
плавились на горячих головёшках – костерок был обречён.
На берег вышли под вечер и увидели деда. Брёл он
навстречу с ледяного припая – сетный мешок его раздувал
богатый улов.
– Здравствуйте, дедушка, – сказала Надежда.
– Здравия молодым, – удивлённо проговорил дед; глаза
слезились, очевидно, от ветра и отражающегося ото льда света,
но он пытливо осмотрел странные сани и лыжи.
– Мы оттуда, из тайги выбираемся, – ответила Надежда на
немой вопрос деда. – Слышали, самолёт упал?
– Как же. Слыхал. Не успела подмога, помёрзли. Такая
докука.
– Помёрзли?.. – Ромашов представил: если скажет, что и
они с того самолёта, дед не поверит, примет их за проходимцев.
– А мы в хвосте были, – вымолвила Надежда. – Хвост
отломился, и нас выкинуло на снег.
Она залпом рассказала всё, и дед засуетился.