Page 374 - Возле моря

трещины.
Под вечер поднялся и пошёл сбивать сыну домовину. И
ножовку зажимало в доске, и ручка молотка скользила в слабой
ладони, и гвозди не лезли в пахнущее смолкой дерево, а гробик
получился аккуратный. Обнял его Ульян и плакал в ночи жгуче,
покаянно:
– Прости, сынок. Прости, родненький. Я повинен. Оста-
вил... Да как было подумать такое? – бился он в глухотеми го-
ловою о домовину, задыхаясь от неумолимой отравы жизни,
опустошённый. – Что без тебя?.. Зачем теперь?.. Вот его, урода,
порешу... и к тебе.
Когда Ульян у могильной ямы нагнулся прощально поце-
ловать сынишку в лоб и, похоже, сам мог рухнуть замертво, – в
этот миг совсем рядом из-за дерева высунулся Вада. Он смотрел
только на Ульяна – пристально, выжидающе.
Убийцу заметили мужики и кинулись к нему, но поймали
только где-то в лесу и отвели в полицию.
В ту пору все, кто знал Ульяна, и те, кто не знал его, но
слышал, что парень-калека убил у русского сына, недоумевали:
за что, зачем? Да, этот парень, безусловно, ненормальный.
Но Вада был в своём уме и первое время упорно и изобре-
тательно доказывал, что не он совершил убийство, а кто-то дру-
гой, может, какой бродяга или скорее всего Нагаока. Он же, Вада,
в тот день очень рано ушёл рыбачить, хотел всех накормить
свежей рыбой, а когда вернулся в хибарку и увидел мёртвого
Стёпо, так перепугался...
Однако все выдумки ему не помогли. Когда перед ним по-
ложили тот самый топор, он не совладал с собою – затрясся в
жалком страхе за свою участь и стал вымолять у дознателя по-
нимания: дескать, плохой была луна и сильно голова болела,
какие-то видения вертелись перед глазами, а потом вообще разум
помутился – представилось, что в хибарку проник хаппа – во-
дяной – и полез на нары, мокрый, весь в скользких водорослях, и
нет, Вада не Стёпо ударил, он ударил водяного.
И наконец Вада рассказал о своём истинном замысле.
Оказалось, он долго присматривался к Урьяно, понял, что тот

372