Page 15 - Страдания юного Вертера

14

ном сердце, а ему хуже приходится, нежели любому страдальцу, изнывающему на одре бо-
лезни. Она пробудет несколько дней в городе у одной почтенной женщины, которая, по
мнению врачей, безнадежна и в последние минуты хочет видеть подле себя Лотту. На про-
шлой неделе мы ездили с Лоттой навестить пастора в Ш., местечке, лежащем в стороне, в
горах. Туда час пути, и добрались мы около четырех часов. Лотта взяла с собой младшую
сестру. Когда мы вошли во двор пастората, осененный двумя высокими ореховыми деревь-
ями, славный старик сидел на скамейке у входа и, едва завидев Лотту, явно оживился, поза-
был свою суковатую палку и поднялся навстречу гостье. Она подбежала к нему, усадила его
на место, села сама рядом, передала низкий поклон от отца, приласкала противного, чумазо-
го меньшого сынишку пастора, усладу его старости. Посмотрел бы ты, как она занимала
старика, как старалась говорить погромче, потому что он туг на ухо, как рассказывала о мо-
лодых и крепких людях, умерших невзначай, и о пользе Карлсбада, как одобряла его реше-
ние побывать там будущим летом, как уверяла, что он на вид много здоровее, много бодрее,
чем в последний раз, когда она видела его. Я тем временем успел отрекомендоваться пас-
торше. Старик совсем повеселел, и так как я не преминул восхититься красотой ореховых
деревьев, дающих такую приятную тень, он, хоть и не без труда, принялся рассказывать их
историю. «Кем посажено старое, мы толком не знаем, – сказал он. – Кто говорит одним, кто
– другим священником, а вон тому молодому дереву, что позади, ровно столько лет, сколько
моей жене, в октябре стукнет пятьдесят. Отец ее посадил деревцо утром, а в тот же день под
вечер она родилась. Он был моим предшественником в должности, и до чего ему было любо
дерево, даже не выразишь словами, да и мне, конечно, не меньше. Жена моя сидела под ним
на бревне и вязала, когда я двадцать семь лет тому назад бедным студентом впервые вошел
сюда во двор». Лотта осведомилась о его дочери: оказалось, она пошла на луг к батракам с
господином Шмидтом, старик же продолжал вспоминать, как полюбил его старый священ-
ник, а за ним и дочь и как он стал сперва его викарием, а потом преемником.
Рассказ близился к концу, когда из сада появилась пасторская дочка вместе с вышен а-
званным господином Шмидтом. Она с искренним радушием приветствовала Лотту, и, дол-
жен признаться, мне она понравилась. С такой живой и статной брюнеткой неплохо скоро-
тать время в деревне. Ее поклонник (ибо роль господина Шмидта сразу же определилась),
благовоспитанный, но неразговорчивый человек, все время помалкивал, как Лотта ни пыта-
лась вовлечь его в беседу. Особенно было мне неприятно, что, судя по выражению лица, н е-
общительность его объяснялась скорее упрямством и дурным характером, нежели ограни-
ченностью ума. В дальнейшем это, к сожалению, вполне подтвердилось. Когда Фредерика
во время прогулки пошла рядом с Лоттой, а следовательно, и со мной, лицо ее воздыхателя,
и без того смуглое, столь явно потемнело, что Лотта как раз вовремя дернула меня за рукав
и дала понять, что я чересчур любезен с Фредерикой. А мне всегда до крайности обидно, ес-
ли люди докучают друг другу, тем более если молодежь во цвете лет вместо того, чтобы
быть восприимчивой ко всяческим радостям, из-за пустяков портит друг другу недолгие
светлые дни и слишком поздно понимает, что растраченного не возместишь. Это мучило
меня, и, когда мы в сумерках вернулись на пасторский двор и, усевшись за стол пить моло-
ко, завели разговор о горестях и радостях жизни, я воспользовался предлогом и произнес
горячую речь против дурного расположения духа.
«Люди часто жалуются, что счастливых дней выпадает мало, а тяжелых много, – так
начал я, – но, по-моему, это неверно. Если бы мы с открытым сердцем шли навстречу тому
хорошему, что уготовано нам богом на каждый день, у нас хватило бы сил снести и беду,
когда она приключится».
«Но мы не властны над своими чувствами, – возразила пасторша, – немалую роль иг-
рает и тело! Когда человеку неможется, ему всюду не по себе». В этом я согласился с ней.
«Значит, надо считать это болезнью, – продолжал я, – и надо искать подходящего лекар-
ства». – «Дельно сказано, – заметила Лотта. Мне, например, кажется, что многое зависит от
нас самих. Я это по себе знаю: когда что-нибудь огорчает меня и вгоняет в тоску, я вскочу,
пробегусь раз-другой по саду, напевая контрдансы, и тоски как не бывало». – «Вот это я и
хотел сказать, – подхватил я. – Дурное настроение сродни лени, оно, собственно, одна из ее
разновидностей. От природы все мы с ленцой, однако же, если у нас хватает силы встрях-
нуться, работа начинает спориться, и мы находим в ней истинное удовольствие». Фредерика