Page 194 - Анна Каренина

– Власти нет-с. Кем я его буду вести? позвольте спросить.
«Вот она – рабочая сила, главный элемент хозяйства», – подумал Левин.
– Рабочими.
– Рабочие не хотят работать хорошо и работать хорошими орудиями. Рабочий наш
только одно знает – напиться, как свинья, пьяный и испортит все, что вы ему дадите.
Лошадей опоит, сбрую хорошую оборвет, колесо шинованное сменит, пропьет, в молотилку
шкворень пустит, чтобы ее сломать. Ему тошно видеть все, что не по его. От этого и
спустился весь уровень хозяйства. Земли заброшены, заросли полынями или розданы
мужикам, и где производили миллион, производят сотни тысяч четвертей; общее богатство
уменьшилось. Если бы сделали то же, да с расчетом…
И он начал развивать свой план освобождения, при котором были бы устранены эти
неудобства.
Левина не интересовало это, но, когда он кончил, Левин вернулся к первому его
положению и сказал, обращаясь к Свияжскому и стараясь вызвать его на высказывание
своего серьезного мнения:
– То, что уровень хозяйства спускается и что при наших отношениях к рабочим нет
возможности вести выгодно рациональное хозяйство, это совершенно справедливо, – сказал
он.
– Я не нахожу, – уже серьезно возразил Свияжский, – я только вижу то, что мы не
умеем вести хозяйство и что, напротив, то хозяйство, которое мы вели при крепостном
праве, не то что слишком высоко, а слишком низко. У нас нет ни машин, ни рабочего скота
хорошего, ни управления настоящего, ни считать мы не умеем. Спросите у хозяина, – он не
знает, что ему выгодно, что невыгодно.
– Итальянская бухгалтерия, – сказал иронически помещик. – Там как ни считай, как вам
всь перепортят, барыша не будет.
– Зачем же перепортят? Дрянную молотилку, российский топчачок ваш, сломают, а
мою паровую не сломают. Лошаденку расейскую, как это? тасканской породы, что за хвост
таскать, вам испортят, а заведите першеронов или хоть битюгов, их не испортят. И так все.
Нам выше надо поднимать хозяйство.
– Да было бы из чего, Николай Иваныч! Вам хорошо, а я сына в университете содержи,
малых в гимназии воспитывай, – так мне першеронов не купить.
– А на это банки.
– Чтобы последнее с молотка продали? Нет, благодарю!
– Я не согласен, что нужно и можно поднять еще выше уровень хозяйства, – сказал
Левин. – Я занимаюсь этим, и у меня есть средства, а я ничего не мог сделать. Банки не знаю
кому полезны. Я по крайней мере на что ни затрачивал деньги в хозяйстве, все с убытком:
скотина – убыток, машина – убыток.
– Вот это верно, – засмеявшись даже от удовольствия, подтвердил помещик с седыми
усами.
– И я не один, – продолжал Левин, – я сошлюсь на всех хозяев, ведущих рационально
дело; все, за редкими исключениями, ведут дело в убыток. Ну, вы скажите, что ваше
хозяйство – выгодно? – сказал Левин, и тотчас же во взгляде Свияжского Левин заметил то
мимолетное выражение испуга, которое он замечал, когда хотел проникнуть далее приемных
комнат ума Свияжского.
Кроме того, этот вопрос со стороны Левина был не совсем добросовестен. Хозяйка за
чаем только что говорила ему, что они нынче летом приглашали из Москвы немца, знатока
бухгалтерии, который за пятьсот рублей вознаграждения учел их хозяйство и нашел, что оно
приносит убытка три тысячи с чем-то рублей. Она не помнила именно сколько, но, кажется,
немец высчитал до четверти копейки.
Помещик при упоминании о выгодах хозяйства Свияжского улыбнулся, очевидно, зная,
какой мог быть барыш у соседа и предводителя.
– Может быть, невыгодно, – отвечал Свияжский. – Это только доказывает, или что я