Page 197 - Анна Каренина

– Вот этого я никогда не понимал, – с горячностью возразил Левин. – Каким образом
школы помогут народу улучшить свое материальное состояние? Вы говорите, школы,
образование дадут ему новые потребности. Тем хуже, потому что он не в силах будет
удовлетворить им. А каким образом знание сложения и вычитания и катехизиса поможет ему
улучшить свое материальное состояние, я никогда не мог понять. Я третьего дня вечером
встретил бабу с грудным ребенком и спросил ее, куда она идет. Она говорит: «К бабке
ходила, на мальчика крикса напала, так носила лечить». Я спросил, как бабка лечит криксу.
«Ребеночка к курам на насесть сажает и приговаривает что-то».
– Ну вот, вы сами говорите! Чтоб она не носила лечить криксу на насесть, для этого
нужно… – весело улыбаясь, сказал Свияжский.
– Ах нет! – с досадой сказал Левин, – это лечение для меня только подобие лечения
народа школами. Народ беден и необразован – это мы видим так же верно, как баба видит
криксу, потому что ребенок кричит. Но почему от этой беды – бедности и необразования –
помогут школы, так же непонятно, как непонятно, почему от криксы помогут куры на
насести. Надо помочь тому, от чего он беден.
– Ну, в этом вы по крайней мере сходитесь со Спенсером, которого вы так не любите;
он говорит тоже, что образование может быть следствием большего благосостояния и
удобства жизни, частых омовений, как он говорит, но не умения читать и считать…
– Ну вот, я очень рад или, напротив, очень не рад, что сошелся со Спенсером; только
это я давно знаю. Школы не помогут, а поможет такое экономическое устройство, при
котором народ будет богаче, будет больше досуга, – и тогда будут и школы.
– Однако во всей Европе теперь школы обязательны.
– А как же вы сами, согласны в этом со Спенсером? – спросил Левин.
Но в глазах Свияжского мелькнуло выражение испуга, и он, улыбаясь, сказал:
– Нет, эта крикса превосходна! Неужели вы сами слышали?
Левин видел, что так и не найдет он связи жизни этого человека с его мыслями.
Очевидно, ему совершенно было все равно, к чему приведет его рассуждение; ему нужен
был только процесс рассуждения. И ему неприятно было, когда процесс рассуждения
заводил его в тупой переулок. Этого только он не любил и избегал, переводя разговор на
что-нибудь приятно-веселое.
Все впечатления этого дня, начиная с впечатления мужика на половине дороги, которое
служило как бы основным базисом всех нынешних впечатлений и мыслей, сильно
взволновали Левина. Этот милый Свияжский, держащий при себе мысли только для
общественного употребления и, очевидно, имеющий другие какие-то, тайные для Левина,
основы жизни, и вместе с тем он с толпой, имя которой легион, руководящий общественным
мнением чуждыми ему мыслями; этот озлобленный помещик, совершенно правый в своих
рассуждениях, вымученных жизнью, но неправый своим озлоблением к целому классу, и
самому лучшему классу России; собственное недовольство своею деятельностью и смутная
надежда найти поправку всему этому – все это сливалось в чувство внутренней тревоги и
ожидание близкого разрешения.
Оставшись в отведенной комнате, лежа на пружинном тюфяке, подкидывавшем
неожиданно при каждом движении его руки и ноги, Левин долго не спал. Ни один разговор
со Свияжским, хотя и много умного было сказано им, не интересовал Левина; но доводы
помещика требовали обсуждения. Левин невольно вспомнил все его слова и поправлял в
своем воображении то, что он отвечал ему.
«Да, я должен был сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что
мужик ненавидит все усовершенствования и что их надо вводить властью; но если бы
хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований, вы бы были правы; но оно идет, и
идет только там где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на
половине дороги. Ваше и наше общее недовольство хозяйством доказывает, что виноваты
мы или рабочие. Мы давно уже ломим по-своему, по-европейски, не спрашиваясь о
свойствах рабочей силы. Попробуем признать рабочую силу не идеальною рабочею силой, а