Page 196 - Анна Каренина

XXVIII

Левину невыносимо скучно было в этот вечер с дамами: его, как никогда прежде,
волновала мысль о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть
не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что
устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они работали, как у мужика на
половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что
эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
Простившись с дамами и обещав пробыть завтра еще целый день, с тем чтобы вместе
ехать верхом осматривать интересный провал в казенном лесу, Левин перед сном зашел в
кабинет хозяина, чтобы взять книги о рабочем вопросе, которые Свияжский предложил ему.
Кабинет Свияжского была огромная комната, обставленяая шкафами с книгами и с двумя
столами – одним массивным письменным, стоявшим посередине комнаты, и другим
круглым, уложенным, звездою вокруг лампы, на разных языках последними нумерами газет
и журналов. У письменного стола была стойка с подразделенными золотыми ярлыками
ящиками различного рода дел.
Свияжский достал книги и сел в качающееся кресло.
– Что это вы смотрите? – сказал он Левину, который, остановившись у круглого стола,
переглядывал журналы.
– Ах да, тут очень интересная статья, – сказал Свияжский про журнал, который Левин
держал в руках. – Оказывается, – прибавил он с веселым оживлением, – что главным
виновником раздела Польши был совсем не Фридрих. Оказывается…
И он с свойственною ему ясностью рассказал вкратце эти новые, очень важные и
интересные открытия. Несмотря на то, что Левина занимала теперь больше всего мысль о
хозяйстве, он, слушая хозяина, спрашивал себя: «Что там в нем сидит? И почему, почему ему
интересен раздел Польши?» Когда Свияжский кончил, Левин невольно спросил: «Ну так что
же?» Но ничего не было. Было только интересно то, что «оказывалось». Но Свияжский не
объяснил и не нашел нужным объяснять, почему это было ему интересно.
– Да, но меня очень заинтересовал сердитый помещик, – вздохнув, сказал Левин. – Он
умен и много правды говорил.
– Ах, подите! Закоренелый тайный крепостник, как они все! – сказал Свияжский.
– Коих вы предводитель…
– Да, только я их предводительствую в другую сторону, – смеясь, сказал Свияжский.
– Меня очень занимает вот что, – сказал Левин. – Он прав, что дело наше, то есть
рационального хозяйства, нейдет, что идет только хозяйство ростовщическое, как у этого
тихонького, или самое простое. Кто в этом виноват?
– Разумеется, мы сами. Да и потом, неправда, что оно нейдет. У Васильчикова идет.
– Завод…
– Но я все-таки не знаю, что вас удивляет. Народ стоит на такой низкой степени и
материального и нравственного развития, что, очевидно, он должен противодействовать
всему, что ему чуждо. В Европе рациональное хозяйство идет потому, что народ образован;
стало быть, у нас надо образовать народ, – вот и все.
– Но как же образовать народ?
– Чтоб образовать народ, нужны три вещи: школы, школы и школы.
– Но вы сами сказали, что народ стоит на низкой степени материального развития. Чем
же тут помогут школы?
– Знаете, вы напоминаете мне анекдот о советах больному: «Вы бы попробовали
слабительное». – «Давали: хуже». – «Попробуйте пиявки». – «Пробовали: хуже». – «Ну, так
уж только молитесь богу». – «Пробовали: хуже». Так и мы с вами. Я говорю политическая
экономия, вы говорите – хуже. Я говорю социализм – хуже. Образование – хуже.
– Да чем же помогут школы?
– Дадут ему другие потребности.