Page 202 - Анна Каренина

все то, что он думал о значении этой работы. Изредка только он прислушивался в тишине к
звуку спиц Агафьи Михайловны и, вспоминая то, о чем он не хотел вспоминать, опять
морщился.
В девять часов послышался колокольчик и глухое колебание кузова по грязи.
– Ну, вот вам и гости приехали, не скучно будет, – сказала Агафья Михайловна, вставая
и направляясь к двери. Но Левин перегнал ее. Работа его не шла теперь, и он был рад какому
бы то ни было гостю…

XXXI

Сбежав до половины лестницы, Левин услыхал в передней знакомый ему звук
покашливанья; но он слышал его неясно из-за звука своих шагов и надеялся, что он ошибся;
потом он увидал и всю длинную, костлявую, знакомую фигуру, и, казалось, уже нельзя было
обманываться, но все еще надеялся, что он ошибается и что этот длинный человек,
снимавший шубу и откашливавшийся, был не брат Николай.
Левин любил своего брата, но быть с ним вместе всегда было мученье. Теперь же,
когда Левин, под влиянием пришедшей ему мысли и напоминания Агафьи Михайловны, был
в неясном, запутанном состоянии, ему предстоящее свидание с братом показалось особенно
тяжелым. Вместо гостя веселого, здорового, чужого, который, он надеялся, развлечет его в
его душевной неясности, он должен был видеться с братом, который понимает его насквозь,
который вызовет в нем все самые задушевные мысли, заставит его высказаться вполне. А
этого ему не хотелось.
Сердясь на самого себя за это гадкое чувство, Левин сбежал в переднюю. Как только он
вблизи увидал брата, это чувство личного разочарования тотчас же исчезло и заменилось
жалостью. Как ни страшен был брат Николай своей худобой и болезненностью прежде,
теперь он еще похудел, еще изнемог. Это был скелет, покрытый кожей.
Он стоял в передней, дергаясь длинною, худою шеей и срывая с нее шарф, и странно
жалостно улыбался. Увидав эту улыбку, смиренную и покорную, Левин почувствовал, что
судороги сжимают его горло.
– Вот, я приехал к тебе, – сказал Николай глухим голосом, ни на секунду не спуская
глаз с лица брата. – Я давно хотел, да все нездоровилось. Теперь же я очень поправился, –
говорил он, обтирая свою бороду большими худыми ладонями.
– Да, да! – отвечал Левин. И ему стало еще страшнее, когда он, целуясь, почувствовал
губами сухость тела брата и увидал вблизи его большие, странно светящиеся глаза.
За несколько недель пред этим Левин писал брату, что по продаже той маленькой
части, которая оставалась у них неделенною в доме, брат имел получить теперь свою долю,
около двух тысяч рублей.
Николай сказал, что он приехал теперь получить эти деньги и, главное, побывать в
своем гнезде, дотронуться до земли, чтобы набраться, как богатыри, силы для предстоящей
деятельности. Несмотря на увеличившуюся сутуловость, несмотря на поразительную с его
ростом худобу, движения его, как и обыкновенно, были быстры и порывисты. Левин провел
его в кабинет.
Брат переоделся особенно старательно, чего прежде не бывало, причесал свои редкие
прямые волосы и, улыбаясь, вошел наверх.
Он был в самом ласковом и веселом духе, каким в детстве его часто помнил Левин. Он
упомянул даже и о Сергее Ивановиче без злобы. Увидав Агафью Михайловну, он пошутил с
ней и расспрашивал про старых слуг. Известие о смерти Пармена Денисыча неприятно
подействовало на него. На лице его выразился испуг; но он тотчас же оправился.
– Ведь он уж стар был, – сказал он и переменил разговор. – Да, вот поживу у тебя
месяц, два, а потом в Москву. Ты знаешь, мне Мягков обещал место, и я поступаю на
службу. Теперь я устрою свою жизнь совсем иначе, – продолжал он. – Ты знаешь, я удалил
эту женщину.